Закат и падение Римской империи. Том 6 - [26]

(арабских приемышей). Около половины двенадцатого столетия поклонение Христу прекратилось, и преемственный ряд пастырей пересекся вдоль берегов Берберии и в королевствах Кордове и Севилье, Валенсии и Гренаде. Трон Альмохадов, или Унитариев, был утвержден на самом слепом фанатизме, а чрезвычайная суровость их управления, вероятно, была вызвана или оправдывалась недавними победами и религиозною нетерпимостью владетелей Сицилии и Кастилии, Арагона и Португалии.

Папские миссионеры время от времени пытались вновь оживить верования мозарабов, а во время высадки Карла V жившие в Тунисе и в Алжире семьи латинских христиан осмелились приподнять голову. Но семена евангельского учения были вскоре вслед за тем вырваны с корнем, и как язык, так и религия Рима были совершенно позабыты на всем обширном пространстве между Триполи и Атлантическим океаном.

По прошествии одиннадцати столетий иудеи и христиане пользуются под турецким владычеством свободой совести, дарованной арабскими халифами. В первые годы своего владычества над завоеванными странами халифы не доверяли преданности католиков, так как усвоенное этими последними название мелькитов обнаруживало их тайную привязанность к греческому императору, между тем как закоренелые враги этого императора несториане и яковиты выказывали искреннюю и невынужденную преданность магометанскому правительству. Но время и покорность рассеяли эти неосновательные подозрения; египетские церкви были разделены между магометанами и католиками, и все восточные секты стали наравне пользоваться благодеяниями веротерпимости. Гражданские должностные лица охраняли достоинство, привилегии и церковную юрисдикцию патриархов, епископов и духовенства; ученость христиан доставляла им должности секретарей и методиков; они могли обогащаться на доходных должностях сборщиков податей, а благодаря личным достоинствам они иногда возвышались до управления городами и провинциями. Один халиф из рода Аббассидов выразил мнение, что в управлении Персией самого большого доверия достойны христиане. "Мусульмане, - сказал он, - стали бы употреблять во зло свое счастливое положение; маги сожалеют о своем прошлом величии, а иудеи с нетерпением ждут своего освобождения". Но такова общая участь рабов деспотизма, что они живут то в милости, то опале. Восточные церкви во все века страдали или от алчности, или от ханжества завоевателей, а установленные обычаем и законами стеснения должны были казаться оскорбительными для гордости и для религиозного усердия христиан. Почти через двести лет после смерти Мухаммеда они были отличены от остальных мусульманских подданных обязанностью носить чалму или перевязь менее почетного цвета; им было запрещено ездить верхом на лошадях и на мулах и было дозволено ездить только на ослах, сидя боком, как женщины. При возведении публичных и частных зданий они должны были ограничиваться установленными небольшими размерами; на улицах или в банях они обязаны уступать дорогу или кланяться самому последнему простолюдину, а их свидетельские показания вовсе не принимаются в соображение, если клонятся ко вреду кого-либо из правоверных. Им запрещены пышные процессии, колокольный звон и пение псалмов; и в публичных проповедях, и в частных разговорах они обязаны относиться к национальной религии с приличным уважением, а святотатственная попытка войти в мечеть или обратить мусульманина в христианскую религию не осталась бы безнаказанной. Впрочем, в те эпохи, когда ничто не нарушало ни внутреннего спокойствия, ни правильного отправления правосудия, христиан никогда не принуждали отрекаться от Евангелия и принимать Коран; но тех вероотступников, которые исповедовали религию Мухаммеда, а потом отказались от нее, ожидала смертная казнь. Кордовские мученики вызывали суровый приговор кади тем, что публично сознались в своем вероотступничестве и осыпали резкою бранью и личность, и религию пророка.

В конце первого столетия хиджры халифы были самыми могущественными и самыми абсолютными монархами на земле. Их прерогативы не ограничивались ни по закону, ни на практике, ни влиянием аристократии, ни свободой общин, ни привилегиями церкви, ни решениями сената, ни воспоминаниями о свободной конституции. Влияние товарищей Мухаммеда угасло вместе с их жизнию, а вожди или эмиры арабских племен, покидая свои степи, оставляли позади себя дух равенства и независимости. Преемники Мухаммеда соединяли в своем лице царское звание со званием первосвященника, и если Коран служил руководством для их деятельности, зато они были высшими знатоками и истолкователями этой божественной книги. Они владычествовали по праву завоевания над восточными народами, которым было незнакомо слово свобода и которые привыкли превозносить совершаемые на их собственную пагубу насилия и жестокости их тиранов. В царствование последнего из Омейядов арабское владычество простиралось на двести дней пути от востока к западу, от пределов Тартарии и Индии до берегов Атлантического океана. А если мы исключим - как выражаются их писатели, рукав одежды - то есть длинную и узкую африканскую провинцию, то мы найдем, что только в четыре или в пять месяцев караван мог пройти по непрерывному и твердо сплоченному ряду мусульманских владений от одного конца до другого, то есть от Ферганы до Адена, или от Тарса до Сурата. Мы стали бы тщетно искать там такого же неразрывного единства и такой же готовности к повиновению, какими отличались народы, жившие под владычеством Августа и Антонинов; но магометанская религия распространяла на этом обширном пространстве общее сходство нравов и мнений. Язык и постановления Корана изучались с одинаковым рвением и в Самарканде, и в Севилье; мавры и индейцы, приходившие в Мекку на богомолье, обнимались как соотечественники и как братья, и арабский язык сделался народным языком во всех провинциях, лежавших к западу от Тигра.