Закат и падение Римской империи. Том 6 - [23]

будет вечно свидетельствовать о потерях, понесенных мусульманами. Голод и отчаяние наконец сломили упорство осажденных, а благоразумный победитель приписал своему милосердию и уважению к неприятелю те условия, на которые он согласился из нетерпения овладеть городом. Жителям был предоставлен выбор между изгнанием и уплатой дани; церкви были разделены между двумя религиями, а богатства тех христиан, которые или погибли во время осады, или удалились в Галисию, были конфискованы в пользу правоверных. На полдороге между Меридой и Толедо помощник Мусы приветствовал в его лице халифова наместника и затем сопровождал его до дворца готских королей. Их первое свидание было холодно и церемонно; у Тарика потребовали строгого отчета о собранных в Испании сокровищах; на него стали возводить подозрения и клевету, и герой был заключен в тюрьму, осыпан оскорблениями и подвергнут позорному бичеванию от руки или по приказанию Мусы. Однако так строга была дисциплина у первых мусульман, так искренно было их усердие и так велика была их готовность к повиновению, что после этого публичного унижения Тарик мог оставаться на службе и на него могли с доверием возложить завоевание Таррагонской провинции. В Сарагосе была построена мечеть благодаря щедрости курейшитов; Барселонский порт был открыт для сирийских кораблей, а готов арабы преследовали по ту сторону Пиренейских гор внутрь принадлежавшей им галльской провинции Септимании, или Лангедока. В церкви св. Марии в Каркасоне Муса нашел, но едва ли можно поверить, что там оставил семь конных статуй из массивного серебра, а из Нарбоны, где он воздвигнул терм, или колонну, он возвратился тем же путем к берегам Галисии и Лузитании. Во время его отсутствия его сын Абделазиз наказал севильских инсургентов и овладел побережьем Средиземного моря от Малаги до Валенсии; дошедший до нас в подлиннике договор между ним и столько же благоразумным, сколько мужественным Теодомиром знакомит нас с нравами и политикой того времени: "Мирные условия, установленные и утвержденные клятвой между Абделазизом, сыном Мусы, сына Носеира, и готским принцем Теодемиром. Во имя Всемилосердного Бога Абделазиз заключает мир на следующих условиях: Теодомиру дозволяют спокойно владеть его княжеством и не будут делать никаких посягательств на жизнь или собственность христиан, на их жен и детей, на их религию и храмы; Теодемир должен добровольно сдать семь своих городов: Ориуэлу, Валентолу, Аликанте, Молу, Вакасору, Бигерру (теперешний Бежар), Ору (или Опту) и Лорку; он не должен ни поддерживать, ни принимать врагов халифа, а должен верно сообщать все, что узнает об их враждебных замыслах; и он сам, и каждый знатный гот должны ежегодно платить по одной золотой монете, по четыре меры пшеницы, по стольку же мер ячменя и некоторое количество меду, оливкового масла и уксусу, а каждый из их вассалов должен уплачивать такую же подать в половинном размере. Дано 4 Регеба, на девяносто четвертом году хиджры и подписано именами четырех мусульманских свидетелей". С Теодемиром и с его подданными завоеватель обошелся чрезвычайно снисходительно, но дань налагалась то в размере одной десятой, то в размере одной пятой части дохода, смотря по тому, покорялись ли христиане добровольно или после упорного сопротивления. Во время этого переворота причиною многих несчастий были чувственные и религиозные страсти фанатиков; они оскверняли христианские церкви введением нового культа, принимали мощи и иконы за идолов, истребляли мятежников мечом, а один город (который находился между Кордовой и Севильей и название которого не дошло до нас) разрушили до основания. Однако, если мы сравним эти насилия с тем, что делалось во время нашествия готов на Испанию или в то время, когда короли Кастилии и Арагона освобождали ее от владычества иноземцев, то мы будем вынуждены похвалить арабских завоевателей за их сдержанность и дисциплину.

Подвиги Мусы были совершены на закате его жизни, хотя он и старался скрывать свои лета, окрашивая свою седую бороду красным порошком. Но влечение к деятельности и славе еще поддерживало в его душе юношеский пыл, и он смотрел на обладание Испанией как на первый шаг к завоеванию Европы. Окончив грозные военные приготовления и на море, и на суше, он намеревался снова перейти через Пиренеи с целью проникнуть в Галлию и в Италию, окончательно уничтожить приходившее в упадок владычество франков и лангобардов и проповедовать единство Божие с алтаря Ватикана. Затем, поработив германских варваров, он предполагал пройти вдоль берегов Дуная от его устья до Эвксинского моря, ниспровергнуть владычество греков или римлян в Константинополе и, возвратясь из Европы в Азию, соединить вновь приобретенные владения с Антиохией и с сирийскими провинциями. Но люди с дюжинным умом находили нелепым это обширное и, быть может, легкоисполнимое предприятие, и увлекшемуся своими мечтами завоевателю скоро напомнили о его рабской зависимости. Друзья Тарика ясно доказали, как велики были его заслуги и как несправедливо с ним поступили; дамаскское правительство не одобрило поведения Мусы и заподозрило его намерения, и за то, что он медлил исполнением приказания лично явиться к халифу, ему было прислано другое, более суровое и более решительное приказание. Неустрашимый посланец халифа прибыл в лагерь Мусы, находившийся в Луго, в Галисии, и остановил его лошадь за узду в присутствии сарацинов и христиан. Честность самого Мусы или честность его войск не допускала мысли о неповиновении, а его опала была смягчена отозванием его соперника и дозволением возложить на его сыновей Абдаллаха и Абделазиза управление находившимися под его властью двумя странами. Его продолжительное триумфальное шествие от Сеуты до Дамаска служило выставкой африканской добычи и испанских сокровищ; четыреста знатных готов в небольших золотых коронах и с такими же перевязями выделялись из состава его свиты, а число пленных мужского и женского пола, выбранных по знатности происхождения или по красоте, доходило, как полагают, до восемнадцати или даже до тридцати тысяч человек. Когда он достиг Тивериады, в Палестине, тайный посланец от халифова брата и наследника престола Солаймана известил его об опасной болезни Валида и о желании Солаймана приберечь победные трофеи для своего собственного царствования. Если бы Валид выздоровел, мешкотность Мусы была бы признана преступной; он продолжал свой путь, а нашел на престоле недруга. На разбирательстве перед пристрастным судьей в присутствии популярного соперника он был уличен в лживости и в недобросовестности, а наложенная на него пеня в двести тысяч золотых монет если не довела его до нищеты, то служила доказательством его хищничества. За оскорбительное обхождение с Тариком он был наказан таким же оскорблением; после того как этот ветеран-главнокомандующий был публично наказан плетьми, он простоял целый день на солнце перед входом во дворец и, наконец, был отправлен в ссылку, прикрытую благочестивым названием пилигримства в Мекку. Злоба халифа могла бы удовлетвориться гибелью Мусы; но он боялся мщения могущественного и оскорбленного семейства и решился истребить его. Исполнение смертного приговора было втайне и торопливо возложено на верных слуг престола и в Африке, и в Испании, и при этой кровавой расправе были нарушены если не принципы, то внешние формы правосудия. Абделазиз пал под мечом заговорщиков в Кордовской мечети или в тамошнем дворце; они обвиняли своего губернатора в притязаниях на царские почести и в его скандальном браке с вдовой Родриго Эгилоной, оскорблявшем предрассудки и христиан и магометан. Из утонченного жестокосердия голова сына была принесена к отцу с оскорбительным вопросом, узнает ли он черты лица мятежника. "Да! - воскликнул он с негодованием. - Мне хорошо знакомы черты его лица, я утверждаю, что он невиновен и призываю на голову виновников его смерти такую же, и более заслуженную, участь". Старость и упадок духом предохранили Мусу от новых проявлений монаршего гнева, и он от сердечной скорби испустил дух в Мекке. С его соперником обошлись более благосклонно: Тарику простили его заслугу и дозволили смешаться с толпою рабов. Мне неизвестно, был ли граф Хулиан награжден смертию, которой был вполне достоин; но если он и получил эту награду, то не от руки сарацинов; а рассказ о неблагодарности этих последних к сыновьям Витицы опровергается самыми неоспоримыми свидетельствами. Двум царственным юношам были возвращены наследственные поместья их отца, но после смерти старшего из них, Эбы, доля его дочери была самовольно захвачена ее дядей Сигебутом. Дочь готского принца обратилась с жалобой к халифу Хишаму и добилась того, что ей возвратили ее долю наследства; но ее выдали замуж за одного знатного араба, и ее два сына - Исаак и Ибрагим - были приняты в Испании с тем почетом, на который им давали право их знатное происхождение и богатство.