Загубленная жизнь Евы Браун - [32]

Гитлер не желал иметь ничего общего с невестами на выданье, поскольку, как многие, кто пытается вырваться за пределы своего класса, боялся стать уязвимым. Но существовала и другая, более веская причина. Он никогда не забывал о том, что его гены хранят тайну, противоречащую самой основе нацистской расовой идеологии. В детстве Адольф не осознавал значения неполноценности своих братьев и сестер, но как только понял, чем это грозит, запятнанная кровосмешением родословная стала его тайным кошмаром. Всю жизнь он уклонялся от вступления в брак. Риск породить ущербных детей был слишком велик.

Гитлер с удовольствием эксплуатировал своих благодетелей, пусть и не готов был жениться на их дочерях. Они и их друзья пополняли фонды НСДАП, убеждали людей своего круга вступить в ряды партии, расширяя ее классовый состав. Благодаря им его апокалиптические прогнозы выглядели гораздо достовернее. Большинство новообращенных состояли в церковных комитетах, деловых, светских и спортивных клубах, связывая неотесанную и неопытную партию с солидными горожанами, привносящими в нее дух респектабельности. В течение двух-трех лет нацистская партия принимала в свои ряды землевладельцев, школьных учителей, специалистов различных профессий — консерваторов, присоединявшихся к нацистам, чтобы уберечь от опасности свой образ жизни, семью, традиции и духовные ценности. В то же время у Гитлера хватало ума не забывать и о старых последователях. Он продолжал встречаться с ними за чаем с пирогами в своих любимых кафе — Heck и Weichand — и будоражить их воображение в шумных мюнхенских пивных. Герман Геринг пренебрежительно называл их «хлебателями пива и тягловыми животными с ограниченным провинциальным кругозором», и часто так оно и было, но они явились оттуда же, откуда пришел Гитлер, и он чувствовал себя с ними гораздо свободнее, чем в надушенных гостиных фрау Брукман и фрау Бехштейн.

Поставлял партии интеллектуально развитых сторонников и Бернхард Штемпфле, профессор Мюнхенского университета, с которым Гитлера познакомил Генрих Гофман. Штемпфле издавал газету — расистскую брошюру, не более того — под названием Miesbacher Anzeiger («Мисбахский вестник»), и его студенты горячо поддерживали нацистов. Их неистовое поклонение укрепляло в Гитлере веру в свое мессианское предназначение.

Мечты юности начали наконец осуществляться, и Гитлер принялся выращивать из своей партии политического гиганта. Возмущенная властями чернь была у его ног, и хотя среднее буржуазное сословие взирало на их хулиганские выходки с презрением, Гитлер знал, что руководитель партии должен терпеть — а подчас и втайне поощрять — уличные демонстрации, чтобы рабочий класс мог получить свою порцию адреналина. Им необходимо было время от времени публично выплескивать расистскую злобу, устраивая беспорядки на улицах. Им было намного проще избивать евреев и политических противников, чем заниматься серьезными делами: привлекать новых сторонников и собирать средства. Молодежные нацистские организации сочетали дисциплину с разбоем. Партия закрывала на это глаза, но Гитлеру следовало беречь свой имидж. К 1923 году власти забеспокоились. Воинственность нацистов, стремительный рост их движения, бесцеремонное обращение с оппонентами и грозовая атмосфера публичных митингов — все это было неприглядной изнанкой облагороженного облика Гитлера.

К концу 1923 года фюрер и его приспешники пришли к убеждению, что Веймарская республика вот-вот рухнет. Пришла пора воспользоваться общественным недовольством: НСДАП должна действовать, открыто и решительно. Ослепленные энтузиазмом, они не стали детально разрабатывать тактику, двинулись слишком быстро и неверно выбрали момент. Чрезмерно претенциозный и преждевременный путч (попытка свержения баварского правительства 7–8 ноября 1923 года) длился несколько часов, задействовал три тысячи человек и сопровождался многочисленными уличными драками. Прежде чем он был подавлен, нацистские штурмовики успели отыскать немало евреев, арестовать их и избить до полусмерти. Первые жертвы Черных Событий уже страдали на глазах жителей Мюнхена.

Впервые политика затронула Еву и ее семью. Пивной путч проходил неподалеку от того места, где они жили. Безобразные сцены насилия разыгрывались как раз на Резиденцштрассе, возле площади Одеон, всего в нескольких улицах от скромной квартиры Браунов на Изабеллаштрассе. Вечером 9 ноября семья — как многие добропорядочные мюнхенцы — столпилась у окна, наблюдая, как внизу на улице люди в панике бегут от выстрелов, положивших конец злополучному мятежу. Все это только усилило неприязнь, питаемую высокопринципиальным главой семьи Браун к нацистской партии, ее лидеру и его неотесанным последователям. Несомненно, события обсуждались за ужином из холодных блюд — несколько драгоценных ломтиков мяса, колбасы и сыра, присланных из Байльнгриса (в Мюнхене подобная роскошь стала недоступной), которые ели с ржаным хлебом. Еве было всего одиннадцать лет, и она наверняка была в ярости от того, что ей не дали насладиться зрелищем. Оружие! Стрельба! Прямо как перестрелка в ковбойских рассказах Карла Мая.