Загубленная весна - [5]

Через некоторое время за изгородью появляется служанка.

Служанка. Кимико-сан!

Кимико (живо). Что?

Служанка (бросив презрительный взгляд на Фудзиноскэ).

Вас госпожа зовет.

Кимико. Зачем? Я нужна?

Служанка. Наверно. Во всяком случае, госпожа велела сказать, чтобы вы сейчас же шли домой. И потом… Ваш батюшка будет очень недоволен, если узнает, что вы бываете тут.

Кимико. Почему?

Служанка. «Почему», «почему»… Да потому, что это дом аптекаря.

Кимико. Ну и что?

Служанка. Но ведь… Вам не велят встречаться ни с кем из этого дома.

Кимико. Знаю. Но Фудзиноскэ – мой друг по школе.

Служанка. Так-то оно так, но все нее…

Кимико. Тебе не кажется, что ты болтаешь лишнее?

Служанка. Нет, я ничего такого не говорила.

Кимико. Я занята. Я отдыхаю.

Служанка. Что же мне сказать госпоже?

Кимико (раздраженно). Передай, что я скоро вернусь.

Служанка. Барышня, вы только обязательно вернитесь до прихода господина.

Кимико. Ну хорошо.

Служанка уходит, с нескрываемой ненавистью поглядев на Фудзиноскэ. Он и Кимико некоторое время, огорченные, стоят молча.

Кимико. Фудзи-тян, ты рассердился?

Фудзиноскэ. Почему?

Кимико. Служанка наговорила таких глупостей… Определенно ты рассердился,

Фудзиноскэ. Нет, ничего. Я ведь хорошо знаю, какая между нашими домами вражда.

Кимико. Да… Иногда ты тоже, наверное, ненавидишь меня?

Фудзиноскэ (горячо). Да нет! Нет! Я вообще ни к кому так не отношусь. Я просто не могу ненавидеть.

Кимико. И я ни к кому из ваших ни разу не испытывала ненависти. Как ты думаешь, почему старшие постоянно ругаются? Почему?

Фудзиноскэ. Вот именно. И главное – по пустякам. Вот вчера, например, наши мужики сцепились с вашими служанками, стекла побили.

Кимико. Ага. Меня в это время дома не было. Возвращаюсь – шум стоит! Хорошо, что как раз тогда зашел директор школы, а то такое было бы – страшно подумать!

Фудзиноскэ. Это уж точно… А что думает директор школы по этому поводу?

Кимико (как взрослая). Говорит, звезда плохая.

Фудзиноскэ. «Звезда»? Какая звезда?

Кимико. Я сама толком не поняла… Какая-то звезда, а может, расположение звезд. В общем, по звездам получается, что мой отец и твой отец должны убить друг друга… Не знаю, можно ли в это верить? (Задумавшись.) Покойная бабушка тоже часто говорила про звезды… А ты веришь в звезды?

Фудзиноскэ. Как сказать?… Не верю, конечно, но… Прежде всего, я никогда не задумывался об этом. И потом, много странного на белом свете. Ну а звезды… Вот в китайских книгах написано, что звезды – это души людей.

Кимико (печально). Не знаю, может, это и так… Мы вот, как приехали сюда, ведь жили дружно со всеми соседями. И отец твой заходил к нам, с моим отцом сакэ пил. И ты ведь часто приходил к нам, правда? Тогда, что ли, звезды были благоприятны, а потом постепенно стали меняться к худшему?

Фудзиноскэ. Я думаю, не сами звезды стали плохими, а дело в их расположении. Но, знаешь, не хочется думать об этом. Вот буду дальше учиться, много читать… В книгах обо всем написано.

Кимико. Да… Ты, Фудзи-тян, станешь ученым человеком. И совсем забудешь меня.

Фудзиноскэ. Нет. Не забуду. Никогда не забуду.

Кимико. Правда? Все равно, если будешь без конца читать книги, я стану тебе не нужна.

Фудзиноскэ. Ну что ты, наоборот, будем вместе читать, и это укрепит нашу дружбу. Знаешь, как я мечтаю об этом! С этой мечтой хочу дальше учиться.

Кимико (очень «по-женски»). Бабушка наша о дружных людях говорила: две неразлучные звезды… (Приблизилась к Фудзиноскэ и взяла его за руки.) Какая у тебя гладкая рука… А у меня по сравнению с твоими руки очень большие. Отчего они у тебя такие холодные? Дай потру, погрею. Ой! Тук, тук, тук – будто у тебя там часы тикают…

Фудзиноскэ подавляет вздох. Вообще он похож сейчас на деревянного Будду.

После маленькой паузы между амбаром и колодцем тихо появляется Торговец. На нем легкое кимоно, видимо, с чужого плеча, руки держит по-стариковски за спиной.

Торговец. Прошу прощения за беспокойство. Вы здесь, сынок? А я со вчерашнего вечера так и остался тут, докучаю вам. Эхе-хе… И батюшка ваш изволил обрадоваться нашей встрече, до утра вдвоем пили, беседовали. А у вас в комнате, сынок, всю ночь свет горел – все читали, да?

Фудзиноскэ (подошел к старику). Читал. Значит, вы, дедушка, у нас ночевали? Долго еще гостить будете?

Торговец. Собирался сегодня идти дальше, да отец ваш говорит, чтобы непременно пробыл тут еще пару деньков. Да я и сам подумал: ведь стар уже, вряд ли еще когда-нибудь доведется сюда попасть. Так что побеспокою вас еще два-три дня.

Фудзиноскэ (радостно). Это прекрасно! А сколько вам лет, дедушка?

Торговец. Мне уже, эхе… год скоро будет.[2]

Фудзиноскэ. «Год»… Это значит – шестьдесят первый?

Торговец. Бери больше, сынок, – семьдесят первый.

Фудзиноскэ (изумленно). Да ну?! Я бы ни за что не дал вам больше шестидесяти.

Торговец. Премного благодарен. Такие, как я, те, что жизнь больше в дороге проводят, забывают о возрасте, душой молодыми остаются. Вот так-то. (Взглянув на Кимико.) А это чья барышня будет?

Фудзиноскэ (тоже посмотрел на Кимико). Она из того дома. Ее отец – начальник налогового управления.

Торговец (как будто наконец вспомнил что-то).