Заградотряд - [103]

Стали совещаться, кому идти на хутор. Решили так: на опушке остаётся Гридников с калужскими, при пулемёте, с задачей вести наблюдение за хутором и дорогой, ведущей в эту самую Комариху; в случае необходимости огнём прикрывать отход основной группы в сторону леса.

Шли оврагом. Стёжки здесь были уже натоптаны. Пахло весенней разбуженной землёй и близким жильём. Никакой войны здесь, в окрестностях этого хуторка, не чувствовалось и в помине. Даже далёкая канонада казалась чем-то невоенным – то ли раскатами грозы, то ли тяжёлыми работами, которые кто-то вёл за лесом в стороне Варшавского шоссе. Севернее же, к Вязьме, и вовсе стояла тишина.

– Стой. – Отяпов поднял руку. – Дальше я пойду один. – И он жестом указал им занять позиции за деревьями и наблюдать за крайним двором, к которому они подошли вплотную.

Отяпов прошёл вдоль берёзовой загородки, стараясь не ступать на подтаявший с утра снег. На лугу его следы были совсем не видны. Кое-где под ногой хрупал ледок. «К полудню совсем отпустит», – подумал он. Если бы ночами не прижимало, овраги бы уже превратились в реки, и тогда их путь значительно бы осложнился. Но разлив ещё не начался. Лес держал снег. Хотя поля уже чернели залысинами.

Карабин он повесил за плечо, по-охотничьи, стволом вниз. Так он был почти незаметен. Толкнул дощатую калитку, ведущую во двор, и нос к носу столкнулся с женщиной, как потом выяснилось, хозяйкой.

Она испуганно ойкнула и отступила в сторону, под навес, где рыжели остатки недобранного сена и торчали вилы с коротким, отшлифованным, как кость, навильником.

– Доброго здоровья, хозяюшка, – тихо сказал он и приложил палец к губам.

– Ну-ну, – не сразу ответила она. – Откуда ж ты такой? Не похоже, чтобы из лесу…

– Чем же? Не похож…

– Те, которые из лесу, бородатые да голодные, – уже вольнее и спокойнее заговорила хозяйка, – а ты вон, выбрит, одет хорошо. Да и на голодного не похож.

Как выглядят голодные, Отяпов знал по брянскому окружению. У голодного человека глаза блестят, как у зверя.

– А что, заходили? Из леса…

– Заходили. Они теперь везде бродят. В лес не выйдешь…

– Страшно, что ли?

– Страшно. – Она ещё раз внимательно окинула его взглядом и сказала: – Ну, проходи в дом. Начинаешь издали, значит, не на минутку забежал…

«А баба смышлёная», – подумал он, переступая порог.

В сенях пахло коровьим навозом и молоком. Было темно. Но Отяпов догадался, что корова стояла здесь же. Хлев был прирублен к сеням и подведён под одну крышу. Так делали только хорошие хозяева, у кого в доме был не только мастеровитый мужик, умевший держать топор в руках, но и достаток. У них в Отяпах таких дворов было пять-шесть, не больше. Остальные жили победней.

– Что, отелилась? – спросил он, заглядывая в закут.

– На прошлой неделе, – ответила хозяйка, и голос её вздрогнул и посветлел.

– Кого ж? Бычка? Иль тёлочку?

– Тёлочку, – усмехнулась она, но тут же насторожилась: – Уж не за ней ли ты пришёл?

– Тёлочку… Это хорошо. Если тёлочка, то, значит, скоро конец войне, – будто не поняв её беспокойства, сказал он.

– Как же… Что-то вы наступаете медленно. Полгода уже прошло…

– А ты как поняла, что я из Красной Армии?

– Как поняла… Поняла. Есть-то будешь?

– Я не один.

– Понятно.

Эх, какой родимый дух охватил Отяпова, когда он оказался в горнице, в малой половине дома, где стояла русская печь, стол под наполовину занавешенной божницей, лавка у окна. Словно и вправду оказался вдруг дома. Закрой глаза, и из-за занавески выйдет Анна с горлачом свежего молока в руках… Да, вспомнил он недавнее, не зря сон тот снился, с женщиной.

С печи свесились детские головки. Лохматые, льняные. Числом четыре.

– Вот какой у тебя, хозяйка, отряд, – кивнул он и попытался улыбнуться.

Дети с любопытством смотрели на него.

– А муж где? – спросил он.

– Известно, где нынче наши мужья. Воюет тоже где-то. Ещё прошлым летом как ушёл, так ни письма, ни весточки…

– Кто ещё на хуторе живёт? Немцев нет?

– Немцев, слава богу, нет. Последний раз приезжали ещё зимой. За курями. А полицейский есть. Но он свой, зла никому не делает.

Вот так. Значит, с полицией живут в мире и согласии. Что ж, и такое бывает.

– Свой, говоришь? Местный? Или в зятьях?

– Свой.

– Где ж он сейчас?

Хозяйка подошла к окну и сказала:

– А вон он идёт.

Рывком отворилась дверь, и в проёме показались двое: Лапин подталкивал вперёд здоровенного парня в чёрной шинели и кавалерийской портупее.

– Начальника привёл. Новая власть, – хмыкнул Лапин. – Что будем с ним делать, командор?

Хозяйка оттолкнула Лапина и сказала:

– Не трогайте его. Если бы не Игнат, давно бы хутор сожгли.

– Отпусти его, – приказал Отяпов.

Полицейский одёрнул шинель, поправил портупею и подобрал с пола шапку. Оружия при нём не было.

– Винтовка где? – спросил Отяпов.

– Дома. – И вдруг полицейский спросил: – А вы кто? Красная Армия? Или другая?

– Красная. Другая там, в Вязьме. Германская. Которой ты служишь.

– Я ей не служу.

– А повязку чью носишь?

Полицейский, видимо, понял, что положение его сложное. Во-первых, не понятно, кто они. Разведка с той стороны шоссе? Казаки? Окруженцы? Партизаны? Кто угодно…

– Ладно. Поговорили. Пойдёшь с нами. – Отяпов встал, закинул за плечо карабин. И заметил, что полицейский не сводит глаз с его петлиц.