Заговорщики в Кремле: от Андропова до Горбачева - [20]

Во-первых, “евреи" — этническое и одновременно более широкое, символическое обозначение оппозиции. Было на Руси время, когда любого чужака называли “немцем", а еще прежде — “татарином". Вот и “еврей" стал теперь обозначением имперского врага — диссидента, либерала, в том числе и еврея. Когда несколько советских граждан вышли 25 августа 1968 года на Красную площадь протестовать против оккупации Чехословакии, агенты КГБ бросились на них с криком: “Это все евреи! Бей антисоветчиков!“ — хотя большинство демонстрантов не были евреями.

Во-вторых, Китай, страх перед которым — еще одна причина успеха русофильских идей и постепенного их превращения в государственные. Война с Китаем на самых разных уровнях советского общества и русского сознания ощущалась в это время как неизбежность — то был одновременно жупел и советской, и русофильской пропаганды. Превентивный этот страх сравним разве что с чувством катастрофы во время второй мировой войны.

И наконец, в-третьих, учитывая, что в Советском Союзе наций не меньше, чем в ООН, врагами были не только евреи и китайцы, но любые другие народы, которые обитают на территории империи либо вблизи ее безмерных границ.

Все эти имперские комплексы предопределили успех русских идей в советском обществе. Уже казалось, что Русской партии и не придется вовсе бороться за власть — она сама упадет к ней в руки, как переспелое яблоко. Там, где можно было ожидать радикальный переворот, происходила неуклонная эволюция.

Это можно сравнить не с Овидиевыми сказочными метаморфозами, а, скажем, с превращением гусеницы в бабочку — сейчас как раз была стадия куколки. Русская партия не захватывала власть внезапно, как гром среди ясного неба, но становилась властью постепенно, хотя особых изменений в правящей верхушке вроде бы и не происходило. Русская партия становилась не только властью, но и повседневной реальностью советской жизни, тотально проникая во все без исключения ее институты и уровни. Уже не было иных, противоположных тенденций в стране, чья окраска бы резко отличалась от софильской. Основным резервуаром русофильских кадров был Центральный Комитет комсомола с его разветвленным бюрократическим аппаратом и мощной сетью газет, журналов и издательств. Перевалив за сорок, комсомольские “вожди“ и активисты продолжали карьеру в ЦК КПСС и обкомах партии, в министерствах, в армии, в КГБ — не без оснований комсомольцев в Советском Союзе называют “сменой". Самый яркий тому пример — сам Андропов, начавший восхождение вверх именно по комсомольским ступенькам. Не удивительно поэтому, что именно благодаря комсомольским ставленникам быстро росло число сторонников Русской партии в тайной полиции, среди высшего офицерства в армии, в партийных аппаратах Москвы, Ленинграда и областных центров.

В свое время Ленин удачно перефразирал знаменитое французское выражение mot[5] — поскребите русского, и вы обнаружите татарина — на более подходящее к некоторым его соратникам типа Сталина: стоит поскрести русского коммуниста и найдешь в нем великодержавного шовиниста. Сталина и скрести не стоило: коммунизм сошел с него, как летний загар зимой. Ни один из русских вождей не был таким яростным русским шовинистом, как грузин Иосиф Джугашвили. Не станем гадать здесь, что было тому главной причиной: комплекс национальной неполноценности, сублимированный в великодержавный национализм другого народа, либо осознание ответственности перед русской имперской традицией. Был ли Сталин индивидуальной аномалией в русской истории или вызван ею для монструозного противодействия враждебным разрушительным, революционным силам? Если в конце 70-х годов в стране начала сгущаться схожая со сталинской атмосфера национал-шовинизма, то это говорит о том, что, как ни броска была фигура Сталина, он все-таки оставался скорее орудием русской истории, чем оригинальным творцом.

К тому времени ситуация сложилась более опасная и более рискованная, чем Андропов мог предполагать заранее, и в любую минуту грозила выйти из-под контроля. Для председателя КГБ теперь одинаково опасны как победа Русской партии, которая оставила бы его за бортом политической борьбы за власть, ибо он не выступал рьяным адептом крепнущей идеологии, так и поражение, которое поставило бы крест на его политической карьере из-за тайной и явной поддержки “младорусских": тени поверженных предшественников должны были являться Андропову по ночам. В этой предельно напряженной ситуации он вместо того, чтобы унять подопечных либо отречься от них вовсе, пошел на более хитрый маневр, начав использовать их в роли политических камикадзе, то есть поручая им самые рискованные операции против кремлевских вождей, дабы одновременно компрометировать и тех и других.

В конце 70-х годов агенты КГБ и члены Русской партии распускают по Москве слух, полностью соответствующий действительности: жена Брежнева — еврейка. В антисемитском контексте времени трудно представить что-либо более компрометирующее советского вождя, разве что приписать еврейство самому. Но в случае с Брежневым это было невозможно ни по биографическим, ни по физиогномическим причинам.