Заговорщики в Кремле: от Андропова до Горбачева - [158]

Совсем напротив, подробности походов Раисы Максимовны по британским или французским магазинам, взахлеб описанные свободной прессой, остались неизвестны советским обывателям. Хотя они, несомненно, догадываются, что их кремлевские господа живут несколько иначе, чем они сами. Однако даже их воображению далеко до кремлевской реальности, которую от них так тщательно скрывают. Во всяком случае, бриллиантовые сережки, купленные Раисой Максимовной Горбачевой в Лондоне, либо посещение ею модных французских салонов Ива Сен-Лорана и Пьера Кардена, либо тот факт, что она (как и ее муж) являются регулярными клиентами роскошной итальянской фирмы “Гуччи“ — все это произвело бы в Москве и в других городах и весях России настоящий фурор» появись об этом сообщения в советской печати.

Не случайно, на всем протяжении Женевской встречи в верхах, в ноябре 1985 года, среди множества журналистов, следовавших по пятам за Раисой Горбачевой, не было ни одного русского. На вопрос западного репортера о том, как советская печать будет освещать пребывание госпожи Горбачевой в Женеве, его советский коллега ответил: “Это ваша забота. Мы о ней вообще писать не будем".

Кремль сейчас как двуликий Янус: к западной и домашней аудитории он повернут двумя совершенно разными масками. Причем ни одна не отражает его реальных черт. Возьмем того же Горбачева: если во время его хорошо организованных пропагандисткихх туров по Англии, Франции и Швейцарии он предстает как Гуччи-коммунист, то для своих домашних выходов он скорее рядится в знаменитую “ленинскую простоту “.

За нелюбовь народа к безликим лидерам, окопавшимся в неприступной крепости на Красной площади, Кремль платит народу той же монетой — отчуждением, изоляцией, равнодушием к его нуждам, эксплуатацией его в хозяйственных и военных целях и раздражением, когда эта эксплуатация дает неполные результаты из-за народной безответственности, лени и пьяни.

Последняя принимает размеры национального бедствия, и перед каждым следующим кремлевским вождем все острее и безотлагательнее встает вопрос борьбы с алкоголизмом.

" С нами никто не собирается воевать. Все разговоры о “Першингах" и напряженных взаимолотношениях — все это блеф. Зачем с нами воевать, если через 12–15 лет мы просто сами развалимся как суверенное государство? Государство, в котором более половины взрослого населения состоит из алкоголиков и пьяниц, недееспособно и необороноспособно в принципе".

Эти слова принадлежат не академику Сахарову и не писателю Александру Солженицыну, а извлечены из письма группы советских ученых из Новосибирского Академгородка. И послано оно не в ООН, не мировой общественности, не президенту США и не в “Нью-Йорк Таймс" — обычные адресаты советских диссидентов, но в Центральный Комитет партии. И хотя это письмо составлено в самых резких и пессимистических выражениях, его авторы не подверглись преследованиям. Напротив, это письмо стало предметом обсуждения на заседании Политбюро в середине мая 1985 года под председательством Михаила Горбачева, в отсутствие уже снятого Григория Романова, зато с тремя новыми, только что избранными ставленниками Андропова, Виктором Чеб-риковым, Егором Лигачевым и Николаем Рыжковым.

Политбюро приняло ряд мер по борьбе с алкоголизмом — сокращение производства водки и часов торговли ею с одновременным повышением ее цены и возрастного ценза ее покупателей; штрафы за пьянство в общественных местах, усиление антиалкогольной пропаганды и увсли-чение медицинской помощи алкоголикам, плюс в Кремле на торжественных приемах вместо водки стали подавать минеральную воду и т. д. Меры отнюдь не драконовы, каковые ожидались в народе со смешанным чувством страха и надежды и настоятельно рекомендовались в письме ученых из Новосибирска, — скорее половинчатые, паллиативные, формальные.

Весь вопрос в том, что в глазах Кремля перевешивает — ущерб от алкоголизма или польза от него? Вопрос этот сложный, так как и ущерб и польза только частично поддаются статистическому анализу. Несомненно, алкоголь — важная статья дохода, доход от каждой бутылки водки — несколько сот процентов, а это выгоднее, чем добыча золота.

Запрещение производства алкоголя нанесло бы мощный удар по советской экономике. Это добровольный налог, который государство к тому же имеет возможность постоянно повышать, либо снижая качество, а с ним и себестоимость выпускаемой продукции (например, с помощью замены сравнительно дорогого спирта на дешевые его сорта из сахарной свеклы, картофеля и патоки), либо под видом борьбы с пьянством, повышая цену на алкоголь (как, например, в антиалкогольной кампании Горбачева).

Есть еще более иезуитский способ борьбы с пьянством — путем финансовых наказаний: вытрезвитель 15 рублей, штраф — 10 рублей, лишение ежеквартальных и ежегодных (так называемая 13-ая зарплата) премий. На мясокомбинате в Ставрополе во время правления там Горбачева подсчитали, что бутылка водки таким образом может обойтись (и иногда обходится) в 260 рублей.

С одной стороны, с помощью этого налога государство оплачивает расходы на оборону. Однако с другой, алкоголизм, будучи в полном смысле слова “палкой о двух концах", приводит к 7-процентным потерям национального валового дохода, в то время как в США эти потери составляют 2,5 процента. Добавим к этому уже упомянутые повышение детской смертности, понижение продолжительности жизни, демографические взрывы в пользу нерусских наций, снижение боевой готовности армии (вплоть до того, что “три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой" — из оккупационных советских войск в Чехословакии выменяли весной прошлого года свой танк на ящик водки), падение нравов, рост преступности, деградацию национального генотипа, и тогда мы поймем, что одна экономическая выгода не компенсировала бы моральный и физический ущерб от алкоголизма.