Заговор Ван Гога - [17]

– Мне кажется, все те истории про отрезанное ухо отнюдь не навредили ценам, – заметил Хенсон.

– Романтика ярко вспыхнувшего и тут же сгоревшего метеора, – сказал Жолие. – Его душевная болезнь была жестокой, спору нет, но вот его письма открывают перед нами человека, крайне внимательного и чувствительного к своему искусству. Он был гораздо большим интеллектуалом, нежели об этом принято думать. Толпа вообще считает его за дикого, необузданного лунатика. А он, знаете ли, очень много читал, да-да. И владел несколькими иностранными языками, даже греческим занимался.

В глазах Эсфири разговор слишком далеко ушел от злободневной темы.

– А где Сэмюель Мейер смог ее достать? – вмешалась она.

Жолие беспомощно развел руками.

– А знал ли он про нее? Возможно, он и понятия не имел о ее ценности. Такие вещи случаются, и нередко. Вы же сами смотрите всякие телешоу, про то, как чье-то бабушкино блюдце на поверку оказывается керамикой династии Мин.

Хенсон взглянул на картину.

– Держу пари, он отлично знал, что к чему. Да и как может быть иначе?

Тут он запнулся и, подумав пару секунд, обернулся к Жолие.

– Антуан, ты вот сказал – «ранее неизвестное полотно»… В каком смысле «ранее неизвестное»?

– Э-э… я не эксперт по Ван Гогу, но объем его творчества весьма мал и, мне кажется, я сумел бы узнать любой из его известных автопортретов. Особенно из числа широко репродуцируемых. Людям нравится его «Звездная ночь» или «Подсолнухи», поэтому их копии можно часто увидеть на плакатах и так далее. Но вот этот автопортрет… Нет, не думаю, чтобы я его хоть когда-то видел.

– Что подводит нас к еще одному вопросу, – сказал Хенсон.

– Да, – подтвердил Жолие, – проблема Вермеера.

Мужчины принялись глубокомысленно кивать друг другу, пока не заметили, что Эсфирь отчаянно пытается сдержать себя в руках.

– Итак, проблема Вермеера Дельфтского, – начал объяснять Мартин. – Понимаешь, был такой голландский фальсификатор по имени Мегерен.

– Хан ван Мегерен, – уточнил Жолие.

– Он не делал поддельных копий с существующих полотен Вермеера, а вместо этого заимствовал его стиль технику и тематику, а потом писал новые картины так чтобы они походили на творения семнадцатого века

– И вуаля! Обнаружен новый Вермеер, – подхватил Жолие.

Хенсон поближе наклонился к Эсфири:

– Ты уверена, что твоя матушка ничего не говорила про какие-то картины, имевшиеся у отца?

– То есть у человека, который повесил на стену фото бейсбольной команды? И гравюрку по типу тех, что популярны в провинциальных гостиницах? Ну уж нет. Мать вообще ничего не говорила про этого мерзавца если не считать заявлений, будто он нас бросил. И как вы сами знаете, это неправда!

Хенсон поднял руки, сдаваясь под таким напором

– Извини, извини!

Жолие заинтересованно прищурил глаз.

– Гравюра, вы сказали?

– Утята в камышах.

– Ясно, – поморщился Жолие. – Вот уж действительно, «гостиничный жанр»!

Он сделал какую-то пометку в своих записях и продолжил:

– Вы знаете, это может показаться невероятным но в Голландии и Бразилии есть группы ученых, которые пытаются создать компьютерную программу, способную по корреляции многих параметров идентифицировать полотна. Своего рода распознавание оцифрованных образов с учетом характера мазков, использования того или иного цвета и так далее. Система кое-чего добилась, однако мы до сих пор полагаемся на экспертов. Пройдет еще несколько лет, и мы…

Тут он запнулся и поднял авторучку в воздух.

– Постойте! Что же я сразу не сообразил?! Боже, какое счастливое совпадение! Геррит Биллем Турн все еще может быть в Чикаго!

– Кто-кто? – заинтересовался Хенсон.

– Геррит Биллем Турн! Вот человек, к которому я могу вас направить! Один из виднейших специалистов по Ван Гогу в мире! Самый виднейший!

– И он живет в Чикаго? – спросила Эсфирь.

– Да нет же, он просто приехал для оценки нескольких графических работ Ван Гога по просьбе одного частного коллекционера. Я его видел в нашем главном зале всего лишь на прошлой неделе. Мы познакомились три года назад, на конференции в Австрии. Он говорит, что сейчас дело носит конфиденциальный характер, что-то в связи с разводом или вроде того. Помнится, я своими восторгами его так сконфузил… Мы бы его пригласили выступить с лекцией, если бы заранее знали, что он сюда собирается. Впрочем, экспертиза, по его словам, займет не менее недели.

– И он смог бы выяснить, подлинник ли это? – спросил Хенсон.

– Если не он, то больше некому. Ведь он так увлечен Ван Гогом… Ему представляется, будто Винсент достиг самой вершины живописи, после чего это искусство на весь двадцатый век пришло в упадок.

– Да, но ему не понадобятся те самые тесты, о которых вы упоминали? – забеспокоился Хенсон.

– Для вящей убедительности, возможно. Но он сразу разберется, это я вам обещаю. Он-то разберется.

Антуан потянулся к телефону.

– Мисс Хаймс, – сказал он в трубку, – будьте любезны, не найдете ли вы мистера Турна? Да-да, Геррит Биллем Турн. Попробуйте позвонить в «Палмер-хаус», может быть, он еще не уехал.

Он кинул взгляд на Эсфирь.

– Скрестите пальцы!

– Я очень признателен, – часом позже сказал Жолие, – что вы согласились нас принять. Извините, что так неожиданно…