Заговор в золотой преисподней, или Руководство к действию - [97]

«Будь осторожен! — пишет Симанович о том, как он его предупреждал об опасности в связи с этим приглашением. — Чтобы они там с тобой не покончили.

— Что за глупости! — ответил он. — Я уже справился с одним убийцею, и с такими мальчишками, как князь, я также справлюсь. Я поеду к ним, чтобы этим доказать перед царем мое превосходство над ними всеми!»

Распутин не был таким простаком, каким представляет нам его в некоторых местах Симанович. К тому времени он уже ясно сознавал, в какую «кашу» влип. Ему завидовали, его ненавидели. Все! С одной стороны — высший Свет, который не мог простить ему то, что он, простой мужик, стоит так близко к царю, имеет на него огромное влияние. И забрал власть над ними. С другой стороны, тоже из зависти, а частью из патриотических побуждений, — на него ополчилось духовенство; с третьей — народ его возненавидел. Люди видели в нем источник беззакония и беспорядков в стране. Поняв это, Распутин задумался как ему быть? И пришел, очевидно, к выводу, что он должен уйти. Но как? Добровольно он не может — это выше его сил. Но если он не уйдет добровольно, — его убьют. Это уже было ясно. И это было страшно. Но еще страшнее удалиться с позором. Под улюлюканье вслед. И он всерьез подумывал о смерти. Насильственной. Размышлял так: если его убьют, он превращается в гонимого страдальца, великомученика. Этот исход больше всего ему подходил. И, как показали дальнейшие события, — он был прав.

В общем, с некоторых пор в нем заговорил обреченный человек. Которому терять нечего. Подсознательно он искал смерти, готов был к смерти. Только в смерти он видел праведный выход, все остальное он сознательно отринул. Он почувствовал необоримое стремление к этому исходу и в этом как бы находил некую точку опоры и смысл дальнейших действий.

В те роковые для него дни он повел себя более чем странно. С точки зрения стороннего наблюдателя. Тогда как с внутренней логикой он был в полном согласии. Поэтому на все уговоры не принимать приглашения князя Юсупова он упрямо стремился к нему, предчувствуя раз вязку: или он в самом деле окажется непобедимым, или найдет себе достойный конец.

— «Но мы не можем допустить, чтобы ты пошел, — пишет по этому поводу Симанович, — они тебя там убьют.

— Никто не может запретить мне ехать, — настаивал он. — Я только жду «маленького» (так называл он Юсупова. — В. Р.), который за мной должен заехать, и мы поедем вместе».

«Слушай, — сказал Распутин, — я сегодня выпью двадцать бутылок мадеры, потом пойду в баню, а затем лягу спать. Когда я засну, ко мне снизойдет божественное указание. Бог научит меня что делать, и тогда уже никто мне не опасен. Ты же убирайся к черту!»

«Распутин велел принести ящик вина, — пишет далее Симанович, и начал пить. Каждые десять минут он выпивал по одной бутылке. Изрядно выпив, он отправился в баню, чтобы после возвращения, не промолвив ни слова, лечь спать. На другое утро я его нашел в том странном состоянии, которое на него находило в критические моменты его жизни. Перед ним находился большой кухонный таз с мадерой, который он выпивал в один прием. Я его спросил, чувствует ли он прибавление своей «силы»?

— Моя сила победит, — ответил он, — а не твоя.

В этот момент вошла очень возбужденная Вырубова.

— Были ли здесь сестры из Красного Креста? — спросила она.

Оказалось, что царица и одна из ее дочерей в форме сестер Красного Креста навестили перед этим Распутина. (И такое было! — В. Р.)

Они приходили просить Распутина без моего ведома не принимать никаких предложений».

«После этого приезжали также епископ Исидор, придворная дама Никитина и другие лица, и все они умоляли Распутина не выезжать».

Был даже подключен тогдашний Министр внутренних дел Протопопов.

«Я сам примусь за это дело, — сказал Протопопов. — Царица приказала мне позаботиться о том, чтобы Распутин сегодня не уходил из дому. Все меры предприняты, и Распутин сам своим честным словом обещал мне сегодня не оставлять квартиру. Нет ни малейшего повода к беспокойству».

«В это время гости Распутина стали постепенно расхо диться. Я же считал необходимым также принять некоторые меры предосторожности. Я велел Распутину раздеться и запер в шкаф на ключ его платье, сапоги, шубу и шапку. На квартире Распутина остался секретарь митрополита Питирима Осипенко, который мне обещал следить за Распутиным. Кроме того, дом был окружен агентами охранной полиции, получившими распоряжение не выпускать Распутина. (Какая забота! Не то что о Премьере Столыпине в Киеве. — В. Р.)

Но Распутин сумел всех перехитрить. Он вышел к агентам охраны, дал им деньги и уговорил их уйти, так как, по его словам, он собирался спать. Они поверили ему и пошли в какой‑то ресторан.

После этого к Распутину приезжал еще Протопопов, чтобы удостовериться в исполнении всех его распоряжений. Распутин уже находился в кровати. Он просил Протопопова распорядиться, чтобы Осипенко ушел, так как его присутствие излишне. Протопопов выполнил эту просьбу. Ушел также в то время у Распутина еще находившийся епископ Исидор.

Протопопов оставался еще некоторое время. При прощании Распутин как‑то таинственно сказал ему: