Заговор в Уайтчепеле - [101]

– Многие рабочие уходят со смены в это время? – спросил Питт.

– Не, немногие, – ответил его товарищ, пожав плечами. – Рановато, но некоторые ребята расходятся по домам. Я б и сам сейчас не отказался улечься в собственную постель. – Он снял чайник с огня. – А я не рассказывал тебе о том, как плавал вверх по каналу в Манчестер?

И не дожидаясь ответа, начал очередную историю.

Двумя часами позже, когда Питт находился на половине маршрута следующего обхода, на одном из верхних этажей, он, дойдя до конца коридора, увидел, что дверь кабинета Сиссонса приоткрыта. Хотя Томас хорошо помнил, что во время его предыдущего обхода она была закрыта. Может быть, туда зашел кто-то из рабочих? Сторож распахнул дверь, держа перед собой фонарь. Эта комната была просторнее других, и из ее окна, с высоты седьмого этажа, в тусклом свете были видны крыши домов в южном направлении и серебристые отблески на водной глади реки.

Подняв фонарь, Томас осветил кабинет. За столом сидел Джеймс Сиссонс. В правой руке он держал пистолет, а верхняя часть его тела покоилась на полированной поверхности, по которой растекалась лужица крови. В свете фонаря яркими белыми пятнами маячили два белых листа бумаги, не испачканных кровью. Справа на столе, в небольшом углублении, стояла чернильница с воткнутым в нее пером, а рядом лежал нож.

Питт, похолодев и почувствовав пустоту в желудке, сделал два шага в сторону Сиссонса, стараясь ничего не нарушить и не потревожить. Однако на голом полу не было ни следов ног, ни капель крови. Сторож прикоснулся к щеке заводчика. Она была холодной – должно быть, с момента смерти прошло два или три часа.

Томас обошел стол и прочитал письмо. Оно было написано аккуратным, педантичным почерком.

Я сделал все возможное, но потерпел поражение. Меня предупреждали, но я не послушал. Будучи наивным, я верил, что принц крови, наследник трона Британской империи, включающей в себя четверть мира, не может нарушить данное им слово. Я одолжил ему деньги – все, что только мог наскрести – на определенный срок и под минимальный процент. Я считал, что, поступая подобным образом, помогаю человеку выпутаться из сложного финансового положения и в то же время извлекаю небольшую прибыль, которую смогу потом опять вложить в свой бизнес и облагодетельствовать тем самым своих работников. Как я был слеп! Он отрицает сам факт займа, и со мною все кончено. Я потеряю заводы, тысячи людей лишатся работы и умрут от голода, как и все те, кто от них зависит. Моя вина состоит в том, что я доверился человеку без чести. Быть свидетелем всего этого выше моих сил. Я не могу смотреть в глаза людям, которых погубил, и у меня не остается выбора. Да простит меня Господь.

Джеймс Сиссонс

Рядом лежала долговая расписка на двадцать тысяч фунтов, подписанная принцем Уэльским. Питт, словно завороженный, смотрел на эти два листа бумаги, и вдруг все поплыло у него перед глазами. Пол закачался у Томаса под ногами, словно он оказался на палубе корабля. Полицейский уперся руками в стол, чтобы обрести устойчивость. Сиссонсу уже ничем нельзя было помочь. Когда утром сюда войдет первый клерк и обнаружит рядом с телом письмо и расписку, это будет страшнее дюжины динамитных шашек. Принц Уэльский отказался вернуть деньги, одолженные для того, чтобы участвовать в скачках, пить вино и делать подарки своим любовницам, в то время как в Спиталфилдсе полторы тысячи семей обрекаются на нищенское существование. Закроются магазины, поскольку там некому будет покупать товары, дома заколотят досками, и люди будут жить на улице. Разразится бунт, по сравнению с которым кровавое воскресенье на Трафальгарской площади покажется ссорой на детской площадке. Взорвется весь Ист-Энд.

И когда Римус добудет последние свидетельства, необходимые ему для разоблачения Уайтчепелского убийцы, как человека, состоящего на королевской службе, никому не будет дела до того, знали ли об этом и хотели ли этого королева, принц Уэльский или кто-либо еще. Разразится революция. Старый порядок исчезнет навсегда, и на смену ему придет хаос, затем террор и в конце концов безжалостное уничтожение всего и вся, и хорошего, и плохого. В первую очередь пострадает правосудие – прежде всего закон, который подавлял и равным образом защищал, и в конечном счете все законы, даже тот, что управлял совестью и регулировал насилие.

Питт потянулся за письмом – если порвать его, никто ничего не узнает. Но в этот момент сторож заметил на столе крошечные пятна чернил, располагавшиеся вокруг незапятнанного пространства. Присмотревшись, он понял, в чем дело, и, взяв чернильницу, аккуратно поставил ее среди пятен. Она идеально вписалась в круг. Значит, обычно чернильница стояла слева от Сиссонса. Не была ли она переставлена, чтобы создавалось впечатление, будто он правша?

Томас осторожно взял левую руку покойника, повернул ее, слегка прикоснулся к внутренним поверхностям большого и указательного пальцев и почувствовал бугорки в тех местах, к которым прижималась ручка в процессе письма. Как же так?

Пуля вошла Сиссонсу в правый висок. Вероятно, тот, кто стрелял, слишком поздно понял, что его жертва была левшой. Убийство, замаскированное под самоубийство… Но кому это было нужно? И кто мог бы солгать, сказав, что Джеймс был правшой или одинаково владел обеими руками?