Заговор сил зла - [107]

Успокоенные и воспрянувшие духом приверженцы Провозвестника взялись за дело.

Провозвестник поднялся на второй этаж и вынул из тайника сундук из акации. Оружие, лежавшее там, еще не проявило себя во всем своем могуществе.

— Наставник, — печально сказала Бина, — я жалею, что не принимала участия в нападении. Кривой Глотке не хватило хладнокровия. Я бы так не повела себя.

— У тебя еще будет время показать свои способности. Сесострис — исключительный противник, у него огромная власть. Боги снабдили его выдающимися качествами, и только наше превосходство сведет его в могилу. Путь будет долгим, Бина, потому что мы имеем дело с достойным противником.

— Но победа от этого будет только слаще.

— Собеку не удается нас обнаружить. Но не всегда мы будем иметь такое преимущество. Умей оставаться осторожной, царица ночи. Окутывай тайной каждый свой шаг.

Шаб Бешеный ни на шаг не отставал от Провозвестника. Неся на плече сундук, он молча шел, преданно уставившись в спину хозяину. Конечно, Провозвестник мог бы и не шататься по городу в такое опасное время. И они уже давно ушли бы из Мемфиса. А вместо этого тащатся к какому-то ливанцу. Но нужно слушаться хозяина, даже если тот идет на необоснованный риск.

Каждую секунду Бешеный ожидал, что его окликнет стража. А Провозвестник шел и шел спокойным шагом, словно был обычным горожанином, и его ничто не тревожило.

Когда Провозвестник вошел в гостиную, торговец и Медес быстро встали.

— Сесострис жив! — воскликнул Медес.

— Знаю, друг мой, знаю.

— Нас всех арестуют!

— Разумеется, нет.

— Собек допросит пленных, и они заговорят.

— Не заговорят, — уверенно сказал Провозвестник.

— Почему вы так уверены?

— То, что выпили эти грубые животные, которым было дано задание убить Сесостриса, оставляло им жизни лишь на короткий срок. Даже в случае успеха они умерли бы меньше чем через час. За исключением Кривой Глотки, но он в безопасности.

Медес испуганно посмотрел на Провозвестника, еще не до конца понимая, что тот сказал.

— Вы... Вы их...

— Возможность победы была минимальна, потому что магическое поле, окружающее Сесостриса, еще остается действенным. И все же результат достигнут: этот ненавистный режим знает, что он уязвим. И ничто и никто не дает ему предугадать, откуда и в какой момент будет нанесен следующий удар.

— Должен ли я как можно скорее уехать в свою страну? — спросил ливанец.

— Конечно, нет, мой храбрый друг. Многие верные уже ушли на север, но ты, ты останешься здесь. Так же как и члены центральной группы, состоящей из лавочников, цирюльников и бродячих торговцев. Ты будешь руководить сетью от моего имени и доставлять мне информацию. С примерной верностью, не так ли?

— Рассчитывайте на меня, наставник! — с жаром воскликнул ливанец. И клеймо, внезапно став болезненным, напомнило ему о настоятельной необходимости повиноваться Провозвестнику.

— Твоя роль, как и роль нашего союзника Медеса, исключительно важна. Вы будете меня информировать обо всем, что произойдет в Мемфисе, и о намерениях Сесостриса.

— Мы будем стараться, но... можем ли мы продолжать наши коммерческие операции с Ливаном?

— Не вижу для этого никаких препятствий, только бы нашему делу была от этого польза.

— Я тоже думаю об этом, господин!

— Вы думаете выдержать паузу до следующей атаки на фараона? — спросил Медес.

— Я должен разворачивать свои силы разными способами, но паузы никакой не будет. Со своей стороны, пытайся получать максимум информации об Абидосе. Пока в акации Осириса будет сохраняться дыхание жизни, ни одна наша победа не будет окончательной. Но скоро мы добьемся своей первой цели: ни один египтянин не будет спать спокойно.

Когда генерал Несмонту собирался входить в комнату допросов главной казармы Сихема, ему вручили письмо от Сехотепа, в котором сообщалось о драматических событиях в Мемфисе.

Эти новости разгорячили кровь старого солдата и усилили его желание выявить главарей ханаанского мятежа. Хотя внешне ситуация выглядела спокойнее, чем раньше, Несмонту чувствовал, что под пеплом тлеет огонь...

Прямо перед ним на табурете сидел мальчишка. Связанные руки, горячий взгляд ненавидящих глаз.

— За что его арестовали? — спросил генерал у наблюдавшего за парнем солдата.

— Он пытался всадить короткий меч в спину часовому. Понадобилось трое взрослых сильных мужчин, чтобы его усмирить!

— Тебе сколько лет? — спросил Несмонту, глядя арестованному прямо в глаза.

— Тринадцать.

— Ты говорил о своих намерениях родителям?

— Мои родители умерли. Их убила египетская армия. Я тоже буду убивать египтян. Сихем взбунтуется, потому что у нас есть вождь!

— Как его зовут?

— Провозвестник.

— Его приговорили и казнили.

— Все это сказки! Мы — ханаанеи, мы знаем, что это ложь. И у вас тоже будут этому доказательства.

— Скажи на милость! Когда же это?

— А сейчас. Провозвестник как раз сейчас грабит караван на севере Сихема.

— Ты, кажется, прекрасно осведомлен, лягушонок! Но ты лжешь!

— Сами увидите, что не лгу!

— Посидишь в тюрьме, мозги сразу встанут на место.

— Но ведь это еще ребенок, — напомнил солдат.

— Ребенок, готовый убивать! Здесь применяется египетский закон, который гласит, что с десяти лет человек полностью ответственен за свои поступки.