Заговор - [169]

Из общественных бедствий позвольте напомнить читателю лишь о чуме в Афинах как о свидетельстве разрушительности подобного явления.

В каждом из упомянутых случаев пришествие хаоса никоим образом не разубеждало людей создавать те же самые учреждения, какие изначально привели государство к плачевной слабости. Значит, дабы хаос служил подлинной своей цели, необходимо, чтобы все три сферы взрывались вместе. Встает естественный вопрос: «Как?» В примерах, нами приведенных, катастроф никто не желал и не были они результатом человеческого умысла. Возможно, Ричард Плантагенет осознавал пользу хаоса, порожденного его действиями, зато безрассудно было бы приписывать хозяйственные невзгоды в Риме умышлению человеческому, а в случае с чумой такое было бы еще и святотатством. Все же, коль скоро суждено появиться прочному государству, немногие избранные должны возложить на себя бремя создания хаоса: они обязаны уничтожить всякую власть во имя создания власти.

X. Путь к политическому хаосу

Каждой из трех сфер уготована определенная роль, и каждая может оказаться впереди на пути, ведущем к хаосу. Все же было бы разумно разъяснить, как, скорее всего, будут возникать трудности в каждой из сфер, прежде чем мы обратимся к их совместным усилиям. Что касается политической сферы, то тут к хаосу ведут три пути: первый — посредством убийства, затем — с помощью военной либо чужеземной угрозы и третий — с помощью почитаемого народом демагога. История полна образцов первого, что освобождает от долгих толкований, но есть образцы, кои выделяются из массы. Наиболее известный — Цезарь, чья смерть от рук двадцати двух ввергла Рим в гущу кровопролитной гражданской войны, завершившейся потерей республики и возвышением имперского правления. Несколько лет путаницы и неуверенности, пока Брут с Октавианом боролись за главенство, стали непосредственным следствием убийства. Менее яркий пример, зато случившийся на памяти наших отцов, дает частично увенчавшееся успехом покушение на жизнь Джулиано и Лоренцо де Медичи. Семейство Пацци умыслило избавить город от двух его первейших граждан, и во время мессы на Святую Пасху Пацци напали на двух братьев, убив первого, но позволив второму сохранить жизнь. Пока не стало известно о спасении Лоренцо, паника охватила город, и если бы не несколько успокоительных слов, произнесенных юным Лоренцо на ступенях собора, Медичи воочию увидели бы, какой становится Флоренция, когда лишается всякого порядка. Сам же член сего знаменитейшего семейства, Лоренцо, оказался настолько умен, что обратил неудавшееся покушение к своей выгоде, проведя изменения, укрепившие его влияние на власти предержащие. Однако, говоря правду, подобный исход весьма необычен, он стал возможен скорее благодаря личным качествам Лоренцо, а не тем обстоятельствам после попытки убийства, в каких он оказался.

Убийство, даже если оно удается, создает в государствах лишь временный хаос, из которого выходит измененная, хотя и столь же слабая верховная власть. Тех, кто заполучает верховную власть посредством заговора и убийства, мало что ждет впереди, кроме заботы избавиться от страха, зависти и ужасающей возможности мести. Государи, вознесенные в результате убийства, вдохновляют других захватить власть тем же путем и, значит, вскоре падают жертвами тех самых средств, какие вознесли их. Строить образ правления на подобной основе — значит обрекать государство на возмездие за возмездием. И пусть подобные события приводят города в непрерывное состояние хаоса — сие вовсе не тот хаос, из какого извлекается сущая незыблемость.

Второй путь может привести к более прочному владычеству, нежели первый, однако и он в равной мере сомнителен и гораздо более труден в осуществлении. Ибо людьми военными (о ком я еще буду говорить более подробно) управлять нелегко, да и вряд ли, раз вкусив от сладких плодов власти, они уступят верховное владычество какому-то другому вождю. Слишком многое дает верность армий их генералам и вождям, кто этими генералами правит. Во времена подлинного героизма такой почет, возможно, и приносит выгоду. Мы, однако, живем в век наемных вояк, что сражаются за поденное жалованье, не задумываясь над тем, в чьих руках кошель с деньгами. Солдаты в самый разгар сражения переходят на другую сторону, если получают достаточное вознаграждение. Доверять людям военным — даже состоящим на службе в собственной милиции города (вновь мессер Никколо выказывает нежданную наивность) — значит позволить изменчивой толпе определять ход событий. Верность не соперница утонченному соблазну власти. Таким образом, создавать политический хаос посредством военной силы — значит обрекать государство на военное положение (независимо от того, как бы по-доброму сие положение ни вводилось). Нельзя отрицать, что военное правление дает некоторую незыблемость, но лишь на некоторое время. Честолюбие есть сила, определяющая поведение всех солдат, и у слишком многих из них есть средства (полк здесь, гарнизон там) для захвата власти. Ни одному государству долго не устоять, если приходится выдерживать постоянные борения военных интриг.