Заговор против Гитлера (20 июля 1944 г.) - [29]

Поражения на фронтах резко ухудшили и экономическое положение Германии. Вследствие огромных потерь живой силы и средств произошло истощение ее экономических и людских ресурсов. Кроме того, в оккупированных странах развертывалось в небывалых масштабах народно-освободительное движение против немецко-фашистских захватчиков.

Ухудшению военно-политического и военно-экономического положения Германии способствовали также активные действия англо-американских войск во Франции, после их высадки на Нормандское побережье, и в Италии. Значительно повысилась активность стратегической авиации США и Англии, которая усилила свои удары по городам, промышленным объектам и важным коммуникациям Германии. Англо-американские правящие круги активизировали действия своих войск, понимая, что дальнейшая их пассивность может неблагоприятно отразиться на послевоенном положении Англии и США в Западной Европе. Быстрым продвижением в глубь территории Франции и Германии они стремились опередить Советскую Армию в занятии Берлина и других важных политических центров Германии.

Наиболее трезвые военные деятели Германии понимали, что катастрофа уже стучится в двери и дальнейшее продолжение войны является бессмысленным. «Не оставалось ни малейшего сомнения, — пишет Типпельскирх, — что до предела натянутая струна рано или поздно должна была лопнуть».[108]

Настало время и руководителям заговора, если они еще хотели спасти германский империализм, торопиться с осуществлением своих планов.

На Нюрнбергском процессе между Джексоном — главным обвинителем от США — и Гизевиусом, выступавшим в качестве свидетеля, произошел следующий диалог:

«Вопрос: Затем пришло время, когда каждый, связанный с вашей группой, знал, что война была проиграна.

Ответ: Да.

…Вопрос: И с течением времени стало гораздо более явным не только то, что война будет проиграна Германией, но также и то, что Германия будет физически разрушена в результате войны. Это правильно.

Ответ: Да, это было так».[109]

Конечно, заговорщики, говоря о разрушении в результате проигрыша войны, беспокоились вовсе не о благополучии германского народа, а о существовании германского империализма.

Гибели германского империализма опасались также Даллес и те круги, интересы которых он защищал. Не случайно поэтому Даллес накануне краха фашистского рейха активизировал свои связи с заговорщиками. Понимая, что продвижение Советских Вооруженных Сил в глубь Германии может привести к крушению германского империализма, он стал требовать от заговорщиков реальных действий.

Гизевиус в своей книге пишет, что по поручению Даллеса и от своего имени в июне 1944 г. он написал Беку, что «времени для дополнительных дискуссий больше нет; настало время действовать».[110]

Даллес и его хозяева рассчитывали, что в результате убийства Гитлера и сформирования «нового» германского правительства им удастся ввести народы своих стран в заблуждение относительно истинного характера событий в Германии и заключить с ней сепаратное перемирие. Если же заключить перемирие не удастся, то, во всяком случае, перед англо-американскими войсками откроется возможность захватить Берлин до того, как туда вступят советские войска.

Настроение и надежды Гёрделера в этот период довольно подробно изложены в дневнике Гизевиуса. Вот что он пишет о своей беседе с Гёрделером 12 июля 1944 г., за восемь дней до взрыва в Растенбурге:

«Гёрделер не верил, что западные державы будут придерживаться своих требований безоговорочной капитуляции. Если армии удастся остановить русских, то по крайней мере англичане должны будут пересмотреть свою позицию. Весь смысл их борьбы против попыток Гитлера установить гегемонию в Европе пропадет, если они позволят огромной русской империи захватить Европу».[111] Иначе говоря, Гёрделер в последние дни перед покушением все еще продолжал надеяться, что после смены правительства ему удастся заключить перемирие с Западом и даже вместе с Англией и США выступить против Советского Союза.

Была сделана еще одна попытка вступить в непосредственный контакт с англо-американским командованием для заключения сепаратного мира. В июле 1944 г., если верить Гизевиусу, им были предложены условия мирного договора. На этот раз в них даже не содержалось требования об уничтожении Гитлера.

«Согласно этому плану, — пишет Гизевиус, — мы должны будем отказаться от покушения на Гитлера и восстания в Берлине в пользу односторонних действий на Западе. Клюге и Роммель… должны будут сделать сепаратные мирные предложения Эйзенхауэру… фронт на Западе будет открыт, и англо-американские войска смогут беспрепятственно устремиться через линию Зигфрида в Германию, встречая лишь незначительное сопротивление. В результате они достигнут Берлина раньше русских».[112] Надо сказать, что Даллес всячески одобрял этот план.

В начале июля Гитлер заменил Рундштедта фельдмаршалом Клюге, что повышало шансы заговорщиков, так как Клюге еще с 1943 г. заигрывал с ними. «Колесо счастья, — пишет Даллес, — повернулось в сторону заговорщиков, когда Клюге был назначен вместо Рундштедта».[113]

Большие надежды возлагались на Роммеля, который разработал свой план смещения Гитлера. Сущность этого плана заключалась в аресте Гитлера и быстром заключении сепаратного соглашения с Западом. Типпельскирх пишет, что «Роммель … отклонял убийство Гитлера, стремясь лишь к смещению и аресту его с последующим осуждением соответствующими органами…».