Заговор против человеческой расы: Замысел ужаса - [13]

Подобно религиям, которые требуют от своих верующих всегда больше того, чем те способны дать, пессимизм есть набор идеалов, которым никто не способен следовать в точности. Те, кто приписывает пессимистам патологичность или интеллектуальную извращенность, лишь имитируют свою способность объяснить то, что объяснить невозможно: тайну о том, почему индивидуальности являются тем, чем они являются. В определенном смысле, причина того, почему некоторые индивидуальности являются тем, чем они являются, не есть тайна за семью печатями. Существуют уставы, управляющие семьями — правила, скрывающиеся в генах одного поколения, которые могут привести к процветанию или падению следующего поколения. Неспособность к адаптации у тех, кто испытывает беспокойство по поводу такого положения вещей, и называется философией пессимизма. Этот взгляд бесспорен и верен. Нельзя не принимать во внимание вероятность того, что генетический маркер философии пессимизма имеет место, однако по преимуществу удален природой из нашей расы с тем, чтобы мы могли продолжать существовать, как существовали все эти годы. Теоретически допуская, что пессимизм является наследственным признаком, и, по причине неспособности к адаптации, признаком вырождающимся, гены, составляющие ткани обычных людей, в одним прекрасный день могу отпраздновать триумфальную и вечную победу над теми, что представляют врожденный пессимизм, избавив природу от всякого беспокойства по поводу проблем с протоколом выживания ее самой разумной расы — если не принимать во внимание правоту Цапффе в отношении того, что сознание само по себе является причиной невозможности адаптации, непосредственным следствием чего является философия пессимизма, несмотря на непопулярность этой философии среди тех, кто полагает, или говорит, что полагает, что быть живым — это хорошо. Как бы там ни было, психо-биографы не принимают во внимание факторы адаптивности или неадаптивности нашей расы, когда пишут свои заметки об избранных членах предположительно вымирающей породы пессимистов. Для них характер их объектов имеет две стороны понимания: (1) история жизни в скорби, пусть даже касты пессимистов и не имеют на печаль эксклюзивное право, (2) неотслеживаемые ошибочные жизненные пути, или тот вызов, который пессимисты могут бросить оптимистам, если бы argumentum ad populum (аргумент к народу) не была бы излюбленным мировым заблуждением.

Большая часть нашей расы как видится способна выдержать любую травму без глубокого пересмотра доморощенных мантр, включая „у всего происходящего есть причины“, „представление должно продолжаться“, „прими то, что ты не способен изменить“, и тому подобные куплеты, который помогают людям удерживать поднятым подбородок. Однако пессимисты не могу следовать этим программам, ключевые слова которых застревают у них в горле. С точки зрения пессимистов Творение бесцельно и бесполезно в принципе — и это худшая из возможных плохих новостей. Подобное настолько плохо и настолько дурно, что пессимисты могли бы ввести уголовное наказание за порождение созданий, способных сделаться пессимистами, если бы такая власть была бы неразумно дана им в руки.

Но лишенные природой прав, пессимисты полагают, что оказались втиснутыми в этот мир в результате свободного размножения позитивно мыслящих, которые вряд ли хоть раз задумывались о будущем. Независимо от точки нахождения подобных типов во времени, будущее для них всегда выглядит лучше настоящего, так же как настоящее всегда выглядит лучше прошлого. Сегодня уже никто не напишет, подобно британскому эссеисту начала девятнадцатого века Томасу Де Куинси: „Четверть человеческого несчастия, это зубная боль“. Зная то, что нам сегодня известно об историческом прогрессе по уменьшению человеческого несчастия, кто мог обречь детей на страдание от зубной боли в начале девятнадцатого столетия, или в предшествующие времена, вплоть до дней, когда хомо сапиенс с зубной болью был обречен прокармливать себя и дрожать на холоде? К несчастью для пессимистов, наши примитивные потомки не понимали и не видели, что их времена не лучшие для рождения детей.

Но существуют ли вообще такие времена, в которые люди могли бы ответственно заявить: „Вот хорошее время для зачатия детей“? В какие времена мы могли бы отметить достаточность прогресса по уменьшению человеческого несчастия, с тем чтобы наши дети могли быть рождены, и мы бы избегли кризиса оказаться разорванными собственным сознанием?

Беззаботные времена Фараонов или западной античности? Ленивую пору Темных Веков? Благие годы Промышленной Революции, а так же все ведомые промышленностью последующие периоды? Эпоху, когда прорыв в стоматологии избавил человечество от четверти его страдания?

Но нет тех, или их число очень мало, кто испытывает кризис сознания по поводу рождения детей, поскольку все дети появились на свет в лучшие возможные времена человеческой истории, или по крайне мере во времена достаточного прогресса по избавлению человечества от несчастий, и это времена в которые мы жили и в которые живем. Однако при этом всякий раз, когда мы оглядываемся назад на свое прошлое и отмечаем, что прогресс в сторону избавления человечества от несчастий в этом прошлом был недостаточен с нашей точки зрения, наше знание о будущем прогрессе по уменьшению человеческого несчастия практически ничем не отличается от знания раннего