Заговор призраков - [28]

– Зато тебе он назначил ежегодную ренту в сто фунтов.

Позабыв, насколько неприлично разговаривать с набитым ртом, Агнесс поспешила возразить, но закашлялась, прикрываясь носовым платком.

– Сумма, конечно, крохотная. Смех один, а не сумма. Приказчик в кондитерской даже поморщился, но я обещал пристрелить его, если он плохо о тебе подумает.

– Ты воспользовался моим кредитом?

– Я выступил в роли твоего агента, кузина. Агента по покупке сладостей. Но если тебе еще что-то понадобится, я и это тебе куплю, – расщедрился Чарльз.

Агнесс волновал более насущный вопрос – что делать с сахарной пудрой, набившейся в нос? Вряд ли леди позволительно сморкаться.

– Ни одного пенни из моей ренты ты не потратишь на дурных женщин! – опомнилась она. – Ни одного! Хотя бы это ты можешь мне пообещать?

– Как тебе угодно, кузина. На дурных – ни одного. Только на достойных… Эй, в чем дело?

Кэб остановился так же резко, как снялся с места, и извозчик обратился к затылкам седоков:

– Дальше Трафальгарской площади не проехать, сэр. Сами поглядите, какая толчея.

Площадь напоминала запруду, где люди стояли плечом к плечу, а несколько экипажей, непонятно как очутившихся в центре столпотворения, не могли податься ни вперед, ни назад и лишь поскрипывали колесами. Такого скопления народа Агнесс не видела ни разу. Сразу вспомнились статьи о том, как на парадах затаптывают старушек, чье любопытство оказалось крепче коленей, а также о пушках, которые взрываются, нанося прохожим чудовищные травмы. Родители Агнесс до дыр зачитывали такие статьи, а после по памяти цитировали отрывки. Ведь травмы всегда описывали так образно и живо…

Не повернуть ли назад? Но Чарльз, привстав, кивнул на колонну в лесах – кажется, строили какой-то памятник. Невысокая колонна походила на обрубок пальца, но Чарльз счел ее указующим перстом. За ней людской водоворот растекался двумя потоками: один на юг, в сторону Вестминстера, другой на восток, к мосту Ватерлоо. Туда-то им и нужно!

Не слушая возражений, он потянул кузину в разноцветное людское море, и в первый миг ей показалось, будто она в самом деле упала в воду. Дыхание перехватило: со всех сторон подступили запахи, уже знакомые ей по городским улицам, но настолько насыщенные, что защипало в носу, а на глаза навернулись слезы. Запахи навоза и гнилой соломы, пота от слепого попрошайки и мокрой псины от его дворняжки-поводыря, жареной макрели с лотка одного торговца и корицы из корзины, которой другой балансирует на голове, пачулей от простоволосой женщины в вызывающе алом платье… От лесов, за которые Агнесс зацепилась подолом, пахнуло опилками и мокрой древесиной, а когда она изорвала перчатки, спасая платье, ее оглушил запах типографской краски. «Баллады, совсем свеженькие! – ревел небритый детина и совал ей в лицо ворох засаленных листов. – Портной порешил жену! Откровения контрабандиста виски! Ужасный прием королевы в Эдинбурге! Граф Эррол раздавлен королевской каретой!» Но Чарльз взглянул на торговца так, что тот попятился, уступая им дорогу, и вновь перед Агнесс замелькали платья. Мятый лен, ситец, гарус… Шелк и бархат тоже попадались, но по большей части на заплатах.

– Сброд проклятущий, – бормотал Чарльз, вклиниваясь в толпу правым боком и энергично работая плечами, как на состязаниях по гребле.

– Это не сброд. Это избиратели.

– Уж точно не мои. Когда я достигну совершеннолетия, то займу место в палате лордов, уготованное мне по праву рождения. А с выборами в палату общин пусть возится чернь. Хотя, с другой стороны, выборы – это не так уж плохо. Но только если ты будешь раздавать поцелуи в обмен на голоса… Оу!

Кузина пребольно впилась ему в запястье ноготками, благо разорванные перчатки открывали простор для подобных маневров.

Агнесс и сама не заметила, как вместе с толпой их вынесло на мост. Чтобы пройти дальше, требовалось уплатить полпенни с носа, и приоткрытые ворота заставы походили на узкое горлышко воронки, в которое пытались опорожнить пивную бочку. «Хорошо, если в реку никто не свалится, – на ходу приговаривал Чарльз. – Недаром же Ватерлоо зовут Мостом вздохов. Отсюда часто самоубийцы сигают». Идея уплатить полпенни за возможность покончить с собой показалась мисс Тревельян странной расточительностью.

Сунув монету будочнику, они прошли на мост. Публика здесь собралась приличнее, в цилиндрах и бархатных капорах, но мост едва вмещал всех зевак. Мальчишки гроздьями висли на фонарях, а на крышах некоторых карет сидели целые компании и угощались вином и пирогами. Кое-как добравшись до балюстрады, Чарльз расшвырял по сторонам карапузов в белых панталончиках и пропустил кузину вперед.

– Вот он, батюшка Темза. Нравится?

Девушка беззвучно кивнула. Трудно было подобрать слова, чтобы описать открывшийся вид. В лучах солнца, выглянувшего так кстати, река то наливалась зеленью, становясь почти матовой, похожей на опрокинутую нефритовую колонну, то посверкивала мелкими серебристыми чешуйками, то замирала, то вдруг вздымалась гребнями, легко, точно щепки, швыряя от берега к берегу лодки. Она казалась живой и немного лукавой. На илистом берегу тоже пестрели толпы, а у самой кромки воды сновали ребятишки в закатанных до колен штанах: собирали гвозди, кусочки угля и все то, что можно сбыть старьевщику. Темза питала всех своих детей, больших и малых.