Заговор обезьян - [46]
Хотя эта встреча была сама по себе забавной. Интересно, сколько бы этих трудолюбивых Муравьёв работало на строительстве нефтепровода, если бы проект был запущен? За эти годы он был бы построен и стал бы весомым подтверждением эффективности и мощи его компании. Теперь же от неё только и осталось, что четыре буквы на чёрных боках цистерн, они катят ещё по Транссибу и у Читы сворачивают на юг, и мимо той же Оловянной, той же Борзи везут нефть в Китай.
Сколько сил он отдал этим переговорам! В первый раз они летели в Поднебесную будто на задворки мира, но через сутки поняли, с кем имеют дело — с прообразом будущего планеты. За этим будущим были величественная история в несколько тысячелетий и сегодняшняя мощь в полтора миллиарда человек. Помнится, как тогда удивила красота молодых китайцев, само собой, они больше рассматривали смугло-розовых женщин, их было неправдоподобно много. Нескольких дней в Пекине хватило осознать, какая там вызревает сокрушающая и убеждённая сила. И на сановных непроницаемых лицах иногда читалось: и высокомерие, и превосходство, и презрение ко всему не китайскому. Видно, забавляясь, мандарины изредка, но давали понять: мы пока снисходим и ведем переговоры, но скоро придём и всё возьмём сами.
Ему и эти переговоры ставили в вину, но он и сейчас уверен, что его китайский проект — проект не только экономический, но и политический. И будь трубопровод построен, можно было привязать китайцев к трубе и попытаться этим перебить планы американцев о Большой двойке. Но нитку стали тянуть в Приморье, а это долго и дорого, а значит, глупо. Правда, потом одумались и поняли: нужна короткая ветка в Китай. А раньше что, не хватило ума дождаться, пока частная компания всё сама построит, а потом отобрать? Спешили! И спешка была от недалёкого ума, но прежде — от жадности. Вот и последний договор на поставку нефти китайцам поражает наплевательством: стая собралась отдавать её почти даром. И что же это, как не распродажа любимой Родины!
Господи, о чём он думает! Вспомни ещё все свои проекты! Какой нефтепровод? Гори оно всё фиолетово! Что тебе нефть, что тебе Китай? О, Китай — это чай, много чая! Помнится, они всё хотели посмотреть там юг, но времени хватило только на восток — Циндао, Нанкин, Шанхай. Но Шанхай! Там, в европейском квартале, прямо на улице с викторианскими особняками можно было послушать живой джаз, посмотреть на богатых китайцев. Китайская аристократия, что бесценный старинный фарфор… Они и сидели тогда расслаблено в плетённых креслах на улице, и рассматривали публику, и много смеялись, изображая то колонизаторов, то аборигенов. Их немало позабавила одна особенность: оказывается, в тех краях алкоголь разбавляют зелёным чаем, и виски, и коньяк. Да какой, к чёрту, коньяк, они пили тогда много вкусной ледяной воды, пили красный и зелёный чай, пили утром и вечером из тонких фарфоровых чашек… А из затейливого окна отеля, отгороженного латунным поручнем, рассматривали голубые зеркальные небоскребы, стоявшие как глыбы сверкающего льда… И бросались кубиками льда…
Почему так долго нет дождя? Дождь не пойдёт, а ему надо идти, и с дороги он не свернет. Должна же она, в конце концов, куда-то вывести его? Пусть это будет маленькое село, а там обязательно будет какой-нибудь заброшенный амбар, или как там эти строения называются, и он там поспит… Нет лучше переночевать в стогу. Да, да, забраться в пахучую и колючую глубину и спать, спать, спать. Но прежде надо добыть воды. Так, мечтая о мелких бытовых радостях, он медленно, но верно продвигался на восток.
И, поднявшись в очередной раз на пригорок, еле удержался, так хотелось сбежать — там, внизу, как раз и лежало небольшое сельцо, и до ближнего дома было всего метров десять. Но растерявшись, он прижался к срезу сопки и замер, и стал всматриваться. Здесь гряда отступала влево, подковой замыкая пространство вокруг серых строений. Он видел дома, слышал петушиные голоса, чуял запах печного дыма и ещё какой-то острый запах — навоз? Особенно мирным казался дым из трубы ближнего дома, и он удивился — лето ведь. Но, наверное, печи топят не для тепла, а для готовки. И вот явственно потянуло запахом еды! «Не свисти! Это ведь далеко! — уличил он сам себя. — Нет, нет, точно пахнет едой!» Может, у него и впрямь развился звериный нюх, но он чует, чует сытный запах лука и укропа, ещё бы, ведь голодный, как собака, как десять собак!
Так, рыская глазами, он выискивал какой-нибудь сарайчик на отлёте и колодец поблизости, но объектов в таком сочетании не находилось. Обнаружилось другое — снова какой-то гул, теперь в небе. Вертолёт, самолёт? Далекая точка и белый творожный след ясно указывали: самолёт. Ну, это не страшно, не будет же самолёт бросаться на него с такой высоты. Но тишина вокруг была такая, что, заслышав слабый рокот в небе, залаяла сначала одна собака, потом другая. Лаяли на самолёт в небе! Вот так же они залают, обнаружив его, чужака, и всполошат всё село. А тут ещё глаз выхватил крытую машину, она медленно продвигался по единственной улице откуда-то с юга и остановился у дома с блестевшей на солнце оцинкованным железом крышей, над фасадом что-то там ещё висело, флаг? Там что, сельсовет или как там теперь это называется? Придётся обойти село стороной.
На Манхеттене пропадает боевой робот-убийца Главного разведуправления вооруженных сил России, который работал под видом такси. В Москве и Нью-Йорке пропавшее такси пытаются разыскать секретные агенты. Чтобы предотвратить катастрофу в США отправляется главный конструктор проекта. Но и он исчезает бесследно. Происшествие в Нью-Йорке странным образом отражается на жизни Москвы. Все персонажи и описываемые события являются вымышленными. Любое совпадение с реальными людьми или событиями, является случайностью. Содержит нецензурную брань.
В сборнике «Эшенден, или Британский агент» Сомерсет Моэм выступает в роли автора политических детективных историй, в основу которых лег личный опыт «тайной службы его величеству». Первая мировая война. На фронтах гибнут тысячи солдат. А далеко в тылу идет другая война – тайное, необъявленное противостояние европейских разведок. Здесь поджидает не меньшая опасность, а игра со смертью гораздо тоньше и изощреннее. Ведь основное оружие секретного агента – его ум и скорость реакции… Этюды «На китайской ширме» – пестрый калейдоскоп увлекательных историй о жизни на Востоке.
Главный герой, майор спецназа ГРУ, становится двойником президента. Память ему постоянно «стирают», но периодически он вспоминает – кто он и зачем живёт на белом свете.
Понятие революция в сознании большинства людей является синонимом кровавого противостояния с братоубийством, разрухой, грабежами. Но в последний период все чаще в мире происходят так называемые мирные, цветные революции под красивыми и звучными названиями. Все подобные революции очень точно спланированы, хотя и считаются стихийными акциями. Организаторы протестных движений серьезно относятся к внешнему оформлению, точно ориентируясь на психологию среднего гражданина — ничего пугающего, никакой крови, никаких ужасов — цветы, шары, ленточки, флажки с символикой протеста.
Роман-антиутопия «У подножия Рая» описывает события, которые могут произойти с нами в ближайшем будущем. В центре сюжета — судьба простого человека, в результате авиакатастрофы попавшего в необычное место, где происходят загадочные явления, раскрывающие многие тайны современной мировой закулисной политики.Написанный в жанре увлекательного политического детектива, роман «У подножия Рая» затрагивает наиболее актуальные вопросы современности: существует ли всемирный заговор? Кто во главе его? Можно ли противостоять мировому злу? Героями романа являются сенаторы и банкиры, премьер-министры и обычные люди, а также такие известные персонажи, как Бен Ладен, Каддафи и другие.
В среде кремлевских чиновников произошел раскол: одни выступают за классические методы управления государством, другие – за инновационные, в том числе не совсем законные. Представители двух противоборствующих лагерей, прямо скажем, не жаловали друг друга, но до открытой конфронтации дело не доходило. До недавнего времени… Но вот сторонники инноваций решили пополнить бюджет, создав государственную финансовую пирамиду. Проект отдает явной уголовщиной и способен очернить действующую власть. Консерваторы не намерены этого допустить.