Заговор обезьян - [4]
У старлея Братчикова были прозрачные глаза, большой красивый рот, тонкий с горбинкой нос, всё портил только спецназовский ёжик, а то бы запросто сошёл за оксфордского студента. И подумалось: что ж тебя такого занесло в вертухаи? И, видно, трудишься не покладая рук, вот и костяшки на руках сбиты. Со стороны могло показаться, что арестант посматривает на охранника, как отец на сына-шалопая, и сокрушается: эх, катится парень по наклонной, а сделать уже ничего нельзя. Но того нисколько не заботила судьба чужого человека, просто парень невольно напоминал о старшем сыне, которого он ни предостеречь, ни уберечь от жизни не может вот уже много лет. Вот только не мог отделаться от мысли, что где-то видел этого конвоира раньше, в той, прошлой жизни…
Старлей Братчиков сначала предложил воды, потом пошёл дальше и стал задавать какие-то вопросы. Арестант, не вслушиваясь, рассеянно и коротко отвечал, давая понять, что к беседе не расположен. Он не понимал и не хотел понимать причины вертухайского внимания, ведь не из сочувствия же старается сей стражник. Но он бы здорово удивился, узнай немного больше о своем конвоире. А тот, казавшийся таким юным и неопытным, был весьма бывалым малым. Почти пятнадцать лет назад Слава Братчиков проходил срочную службу в Чечне, и там его, новобранца из глухого пензенского села, бросили в самое пекло. По юношескому безрассудству парню так понравилось стрелять, что эту радость ничто не могло перебить: ни вши, ни голод, ни брошенные прямо в грязь доски, на которых приходилось спать. У него была своя радость — калаш, и она всегда была с ним, и он только и делал, что нянькал свой автомат. И первое время, получив в руки оружие, всё клацал складным пластмассовым прикладом и, если не стрелял, то смазывал какие-то детали, а потом бесконечно полировал тряпочкой. А тряпочек у него было много, разрезал на квадраты длинный шарф, что прихватил как-то при зачистке одного богатого дома.
Там-то, на Кавказе, парень пережил некое потрясение, и то была не кровь, а особая военная грязь. Война столкнула не с кем-нибудь, а с самим Басаевым. Кортеж высокопоставленных чеченцев ехал тогда в Хасавюрт на подписание перемирия, и его останавливали для проверки на каждом блок-посту. На одном из них Братчикову и довелось проверять документы у супостата. Басаев с готовностью вручил свои бумаги, и бесстрастно ждал, когда документы изучат ещё человек пять.
Но ефрейтор Братчиков рассматривал не столько документы, сколько бледное лицо с чёрной ухоженной бородой, и зачем-то руки, будто хотел обнаружить шестой палец. И всё не мог понять, как относиться к этому человеку. Он ведь был простой парень, и резоны высокой политики с вывертами на сто восемьдесят градусов были ему совершенно не понятны. Это потом он жалел, что не выпустил по той машине и по бородачу автоматную очередь, а тогда удивило, что чеченец говорил по-русски совсем, как он, Слава, и на прощанье, приняв документы, сказал «спасибо».
Всего за несколько дней до этой проверки он во все глаза рассматривал тогдашнего министра обороны, и тот всего в пяти шагах от него кричал, брызгая слюной, на какого-то старшего офицера с белым лицом. И отчего-то было неловко за министра, за его выпирающий живот, за красное бабье лицо, за визгливый голос и жалкий мат. В Славином понимании генерал армии никак не может опускаться до уровня сельского тракториста, а то среди них есть такие, да тот же сосед Филя Сошников, что могут министра и за пояс заткнуть…
А Басаев под конец вежливо спросил: «Всё в порядке? Мы можем ехать?» И Слава тогда зачем-то козырнул ему, а потом ляпнул кому-то из своих: мол, а ничего, оказывается, мужик. Тогда на эти слова никто вроде не обратил внимания. И только позже понял: влетели его слова, влетели-таки кому надо в уши. Нет, нет, его даже не пожурили. Лейтенант, выявляющий крамолу в батальоне, сразу понял: никакого оперативного интереса донесённая информация не представляет, но вину простодушный боец загладить должен. Братчиков было отказался от предложения о сотрудничестве, тогда лейтенант сменил тон и разложил всё по полочкам. По полочкам выходило плохо, и пришлось Славе стучать на сослуживцев, но, ей богу, делал он это неохотно, через силу…
Так, со времен военной службы старлей и пристрастился к коллекционированию значительных лиц. Ему всё хотелось понять, что есть такого у этих людей, чего нет у него, Славы Братчикова. Что вынесло наверх и министра-матерщинника, или этого хоть бывшего, но миллиардера? Ну, с министром не поговоришь, а этот подневольный сидит, прикованный, рядом. Но арестант, потный и отстранённый, слабо реагировал на интерес к себе конвоира. Только один раз вскинул глаза и задержал внимательный взгляд, когда Слава, будто отстраняясь от вертухайских замашек Балмасова, зачем-то доложил, что служит в спецназе только третий месяц. И тогда, взглянув на него поверх очков, арестант без улыбки спросил: «Ну и как служба?» И страж, понизив голос, признался: «Я здесь не задержусь». Заключённый поднял бровь, но вопросов больше не задавал.
А конвоир, почувствовав проведённую арестантом чёрту, стал молча рассматривать сидящего напротив него человека и пытался определить, какого класса на нем одежда: синяя тенниска, джинсы, вот часы и кроссовки — так себе, ничего особенного! А может, попросить у миллионера ручку на память, что ему стоит подарить? Вон у него целых две из кармашка торчат! И фотоаппарат надо было захватить, фотоаппарат…
У безупречной супруги восходящего американского политического деятеля есть опасные тайны, которыми она готова поделиться с его избирателями.
Тайная политическая сделка под кодовым названием «Гильгамеш» идет не так в начале войны в Ираке. Один за другим люди, которые знают об этом, уничтожаются, за исключением двух: Али Хамсина, переводчика иракского правительства, который скрывается в Гуантанамо, и Джерри Тейт, агента британской разведки. Она находится в тюрьме за убийство. Спустя годы Али Хамсин говорит, что раскроет свои секреты, но только Джерри Тейт. Идеи дизайна обложки предложены в англоязычной версииПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ:книга не вычитана!
Робота-судью невозможно подкупить, для него не играет роли человеческий фактор, жалость, сопереживание. Он знает лишь закон и действует в соответствии с ним. Как и робот-адвокат. Система исключает возможность ошибки. Залы судебных заседаний становятся полем боя искусственных интеллектов. Профессия юриста близится к исчезновению. Последние люди-адвокаты бесповоротно проигрывают конкуренции со стороны машин. Наиболее успешный из юристов, Лэндон Донован, понимает, что его жизни угрожает опасность. Он начинает опасную игру в надежде узнать истину: кто стоит за роботами…
Яну Лаврецкую преследует компания из девяти школьниц. Первая неприметная встреча в кафе закончилась зверским расчленением убитой девушки. На месте преступления убийца оставил окровавленный пистолет без отпечатков пальцев. Яна уговаривает своего напарника взять это дело, однако здесь все не так просто, как кажется. Яну одолевают воспоминания о прошлой жизни, проведенной в рабстве. Она думает, что убийца – это ее надзиратель, которому отец продал девушку на три года в период с 14 до 17 лет. Но так ли юная журналистка близка к разгадке тайны? Или все-таки убийца находится намного ближе, чем думает Лаврецкая?
Иногда для осознания надвигающейся беды достаточно открыть глаза и назвать вещи своими именами. Горькие слова – лекарство, сладкие слова – отрава, – гласит китайская пословица. Действие происходит в непростом настоящем и в зловещем будущем, которое вполне себе возможно. Если сидеть, сложа руки. Надеюсь, что эти горькие отчаянные рассказы станут своего рода прививкой для тех, кто способен думать. Или антидотом. И отравленных известными ядами в нашем стремительно наступающем будущем станет меньше. В оформлении обложки использованы личные фотографии.
В жизни автора, как и в любой остросюжетной книге, имеются незабываемые периоды, когда приходилось на себе испытать скачки адреналина и риска. Это и подтолкнуло его к написанию книг о таком чувстве, как инстинкт самосохранения. Данная книга не является первой в творчестве, и не является последней. По жанру её можно отнести к драме, где прослеживается трагическое переплетение человеческих судеб. К психологическому роману с раскрытием характеров героев, их трансформации и движений души. И несомненно к политическому детективу, ведь война — это всегда политика.