Заговор обезьян - [17]

— Ты чего валишься, чего валишься? Все люди как люди, а ты как банан на блюде. Сиди, не дергайся! — И, прижатый к спинке сидения, арестант непонимающе перевел взгляд и слева от себя увидел уткнувшихся головами в стол Чугреева и Фомина. Улеглись конвоиры на сложенные, как у школьников за партой, руки. Они что, спят? Почему спят?

— Что всё это значит? — еле сдерживаясь, проговорил он и для убедительности показал рукой в сторону конвойных.

— А то и значит, что эти офицеры из-за тебя пострадали! — весело выкрикнул кто-то из гоблинов, а небритый с блатной интонацией добавил: — Это ты во всём виноват, поял?

Имя небритого в миру было звучным — Герман Гудымов. Имел он и другие имена и разнообразные клички. В той среде умеют припечатывать, одного назовут белой мышью, другого — Фиделем, как Гудымова, видно, за привычку чуть что отращивать бороду. Только клички на судьбу специалистов никак не влияют. Одного вознесёт мутным потоком на горку, а то и до облаков, другого возьмёт и смоет в канаву. Два года назад за неумеренное усердие подполковник Гудымов был разжалован и теперь пребывал в капитанском звании. Так вот, этот Гудымов-Фидель был отменным притворяшкой, ему так часто приходилось менять легенды и становиться то коммерсантом, то наркоторговцем, то оружейным дилером, что он и сам не знал, где он настоящий. Даже теперь, с обыкновенным мужиком, ненужно наигрывал. Впрочем, он и сам бывал под следствием, но каждый раз его вытаскивали, отмывали для новых секретных дел.

Вот и эта операция была одной из многих, и никакой особой ненависти у капитана к этому лузеру не было. Прикажут убить — убьёт и даже пожалеет: пулю всадит так, чтоб человек не дергал ручками и ножками, а успокоился сразу. Теперь вот приходиться пользоваться выданной лицензией на убийство аккуратно, и бояться только одного — когда-нибудь да отберут, а как станут отбирать, он и моргнуть не успеет. А пока работаем! Работаем! Хотя на этот раз приказа на ликвидацию не было. Зачем-то этот миллиардер нужен был еще живым. Не всё выдоили?

— А как вы сами оцениваете своё положение? — наклонился к заключённому старший группы, что по документам значился как генерал Турков. Когда-то разрабатывал особого рода операции: по диффамации, дискредитации и ликвидации. А это, если делать с умом, очень тонкие вещи. Попробуй-ка, организуй несчастный случай, и правдоподобный, правдоподобный! По части достоверности этот специалист был большим затейником, мастером тех самых чёрных операций, что удивляли знающих людей красотой и дерзостью исполнения. Потому его и на пенсии не забывали, иногда вытягивали из дачного уюта проветриться, изобразить что-нибудь эдакое. Вот и это простенькое дельце должно стать большой такой загадкой. И пусть потом охотники до ребусов разгадывают и пишут всякие смешные небылицы. Тайную механику дела знают только исполнители, да и то не все…

Арестант будто не слышал вопрос, его охватило какое-то неприятное чувство, и причиной были вовсе не эти двое, что дышали в лицо. За их спинами покачивался кто-то третий, и когда небритый нагнулся, он увидел конвоира Братчикова, в руках его был наготове автомат. И тут арестант, наконец, вспомнил, где видел этого человека. Когда-то давно в одном из репортажей из Чечни уже во вторую компанию корреспондент брал интервью у спецназовца. Тот только что с группой отбил атаку боевиков, ещё дымились какие-то руины, ещё слышались крики и выстрелы… Парень, не отошедший от боя, что-то говорил в микрофон, беспрестанно облизывал губы с таким видом, как будто съел что-то вкусное. Светлые, слишком светлые глаза были остекленевши и взгляд никак не мог остановиться и всё шарил в пространстве, всё искал мишень. Вот точно так же сейчас облизывал тубы вежливый старлей Братчиков, и глаза его были такими же стеклянными будто у пьяного. В груди у заключённого похолодело. Этот парень и будет его палачом?

— Что молчим? — с нажимом поинтересовался человек в очках, поправляя клипсу переговорного устройства.

— Мне нечего сказать, — прошелестел сухими губами заключённый.

— Что? Не слышу? Порешил людей, а отвечать кто будет? — наступал с другой стороны небритый чистильщик Гудымов.

— Отвечать придётся! — сверкнул очками брюнет. Он уже переобулся в кроссовки и накинул куртку — к вечеру здорово похолодало. Стариковские зелёные тапочки со светлой грязноватой подкладкой он держал в руках, и это выглядело так нелепо, что арестант еле удержал усмешку. Откуда ему было знать, что человек, настоящее имя коего затерялось в тёмных недрах органов, в молодые годы стажером подолгу сиживал в засадах и застудил ноги, теперь вот болят.

— Всё, завершаем! — бросил подчинённым генерал и, цепляясь за стойку, тяжело выбрался из автобуса. И заключённый как-то отстранённо подумал: они что, его прямо здесь, в автобусе, расстреливать будут?

— Ты думал, мы тебя кончать станем? — вычитал его мысли небритый и дробно рассмеялся. — О пуле ты будешь мечтать, а пока посиди тут. Посиди, подумай. — И, скинув чужую сумку себе под ноги, расстегнул молнию и стал зачем-то рыться в зэковском барахлишке.

— А что ж так мало взял? Тебе ведь дачку успели передать, ты что же, оставил её? А дачка была знатная, — чистильщик, по сладостной гэбэшной привычке, не отказал себе в удовольствии показать человеку: всё о тебе известно до мельчайших подробностей. — А это что же, витамины? Надеешься на химии продержаться? Так ведь, говорят, ты денег на грев пожалел, а? Пожалел? Ну, тогда что ж, тогда пеняй сам на себя…