Заговор мерлина - [105]

Всадник, скакавший впереди, сидел на белой лошади, а сам был весь в черном, если не считать подкладки развевающегося плаща.

– Я вынужден извиниться, – сказал он. Казалось бы, я не должен был расслышать его за визгом Доры, но я его слышал прекрасно. Он говорил с сильным валлийским акцентом. – Прошу меня простить, – сказал он, наклоняясь к Максвеллу Хайду. – Я делаю это исключительно по принуждению заклятия.

Он протянул руку и обхватил Максвелла Хайда за талию. Он поднял его так же легко, как котенка, и бросил на белую кобылу, поперек холки, лицом вниз. Максвелл Хайд успел сказать только: «В чем де…», пока его поднимали, а потом умолк, как будто потерял сознание.

Тоби был единственным из нас, кто вел себя более или менее достойно. Он бросился наперерез белой лошади и крикнул:

– А ну, прекратите! Отпустите дедушку!

– Я бы с удовольствием, молодой человек… – ответил всадник.

И двинулся вперед, прямо на Тоби. Тоби пришлось отскочить с дороги. Столик, фигурки и одно из кресел полетели на пол. Всадники ускакали прочь из комнаты, забрав с собой ветер. Не то чтобы они прошли сквозь стену. Они как бы умчались прочь в том пространстве, где они находились, и забрали с собой это пространство и Максвелла Хайда тоже.

Когда они исчезли, Дора принялась верещать еще громче.

– Он забрал папу! – визжала она. – Это был Гвин ап Нудд, Владыка Мертвых! И он забрал с собой папу!

Она подняла такой шум, что мы еле услышали, как кто-то стучит во входную дверь.

Часть 10 Родди и Ник

Глава 1 Родди

Миссис Кендейс была не только очень старая, но еще и немного хромая, и ходить ей приходилось с палочкой. Так что проводила она нас только до двери. Там она торжественно, очень старомодно пожала руку Грундо, а меня поцеловала на прощание. Когда ее сухие старческие губы коснулись моей щеки, я слегка вздрогнула – не потому, что мне было неприятно, но потому, что благодаря этому легкому прикосновению я каким-то образом узнала, что у нее сломано правое бедро. Совсем как у той хромой леди из разрушенной деревни. И я подумала: «Неужели у всех женщин с сильной магией всегда бывает сломано бедро?»

– Поезжайте с Солсбери, дорогие мои, – сказала она. – Все устроено.

Мы вышли на улицу следом за Солсбери, который широко шагал в своих зеленых сапогах, и пошли по городу. К тому времени, как мы дошли до угла, рядом с сапогами появились два больших гладкошерстных ретривера, черный и золотистый. Они скромно трусили по обе стороны от Солс бери. Грундо был в восторге.

– Это ваши? – спросил он, заглядывая в лицо высокому Солсбери.

Солсбери кивнул.

– Я без собаки никогда не хожу, – сказал он. – Хотя у них, конечно, и хозяева имеются.

– А-а… – сказал Грундо. – Понятно!

Как бы то ни было, ретриверы бежали за нами всю дорогу до окраины города, то отбегая, то возвращаясь назад, как всегда делают собаки, пока мы не вышли к месту перед небольшим, но довольно высоким холмом, где они разбежались по сторонам. Один из псов задрал лапу и помочился на колесо квадратной старой коричневой машины, которая стояла у холма.

– А ну, прекрати, ты, грязное животное! – завопил кто-то из-за холмика.

На самом деле, если приглядеться, холмик был довольно необычный. Казалось, он состоит из погребенных под землей домов. Видны были окна, двери, куски стен, полускрытые травой, наваленные друг на друга от земли до вершины. На полпути к вершине, под деревом, склонившимся над засыпанным дверным проемом, на заросшем травой пороге сидел старый бродяга.

– Ты, это, следи за своими чертовыми псами! – заорал он на Солсбери пронзительным надтреснутым старческим голосом.

– Я слежу, – ответил Солсбери. – На моих улицах они никогда не гадят. Это мой брат, – пояснил он. – Древний Сарум.

Мы в изумлении уставились на бродягу. Бродяга встал и легко сбежал вниз по холму. На нем тоже были резиновые сапоги, только черные, потрескавшиеся и грязные, а его куртка и штаны были такие старые, что трудно было даже сказать, какой цвет они имели изначально. Рядом с высоким Солсбери он выглядел почти карликом. Он ухмыльнулся злобной улыбкой прямо в лицо Грундо, продемонстрировав кривые зубы, и сказал:

– Старший брат, чтоб вы знали! У меня была своя хартия, когда Солсбери еще и в проекте не было. И я по-прежнему посылаю от себя члена парламента в Винчестер. Я – гнилое местечко, вот я кто.

– Мой брат не настолько привязан к своим зданиям, как я, – объяснил Солсбери. – Поэтому он сможет отвезти вас в Лондон.

Лицо Древнего Сарума жутко исказилось. Сперва оно вытянулось и приобрело форму длинного-длинного яйца, и нижняя губа выпятилась так сильно, что мы подумали, будто он вот-вот зарыдает. А потом съежилось и схлопнулось с треском, как у сердитого щелкунчика.

– Привязан! – сказал он. – Да ты шутишь! Как можно быть привязанным к груде старых развалин? Нелегко быть гнилым местечком, чтоб вы знали! У меня ведь и людей-то совсем не осталось.

Он развернулся и раздраженно уставился на своего высокого брата.

– А ты можешь гарантировать, что Лондон меня впустит? А? – осведомился он.

– Довези их хотя бы до окраин, – сказал Солсбери. – А потом поговори с ним.

– Так ты с ним свяжись и позаботься о том, чтобы он меня ждал! – ответил Древний Сарум. – Я не хочу сниматься с места и ехать в такую даль, и все впустую!