Заговор королевы - [73]
31
В лучах рассвета резиденция французских королей явила взорам удручающее зрелище. Повсюду виднелись следы страшной ночи. Драгоценный паркет, ковры, занавески, кресла — все было залито кровью. Трупы за ноги вытаскивали во двор, оставляя на полу темные подтеки. Там в углу уже громоздилась целая гора мертвецов, дожидаясь, пока кто-нибудь решит, что с ними делать. Их насчитывались сотни. Королева Екатерина, не выходившая всю ночь из своих покоев, не могла удержаться от искушения понаблюдать за происходящим из окна. Так что расправа с гугенотами происходила у нее на глазах. Невыносимое зрелище! Она хотела отдать приказ о прекращении этих зверств, сочтя наказание вполне достаточным. Из приходивших к ней со всех концов столицы донесений следовало, что все предводители протестантов уже уничтожены. Не упустив ни малейшей подробности, ей рассказали о страшной смерти ее заклятого врага, адмирала Колиньи. Только этого известия она и ждала. Раз Колиньи и его приспешники мертвы, нет нужды продолжать избиение. Екатерина хотела остановить его. Но советники убедили ее не делать этого во избежание мести со стороны протестантов. Опасность минует, говорили они, только когда ни одного гугенота не останется в живых. У королевы вырвался стон раскаяния и боли:
— Горе нам, что мы творим?
— Мы вершим правосудие, ваше величество, — отозвался Гонди, — на благо королевства, короля, вашего величества и нашей святой веры. Случись нам промедлить, и тогда они перебили бы нас, как крыс.
Сравнение королеве не понравилось. По ее спине пробежал озноб. Она ненавидела этих мерзких животных.
— Придержите ваш язык, господин Гонди, — сухо посоветовала она. — Если вам угодно, сравнивайте с крысой себя. И извольте помнить, что я королева Франции.
— Прошу прощения, ваше величество, это просто выражение…
Екатерина обожгла его презрительным взглядом. Она не желала, чтобы ее сравнивали с крысой.
Король присоединился к ней около часа ночи. Он пребывал в состоянии крайнего возбуждения. Льющаяся рекой кровь распаляла его ненависть.
Карл IX выл как одержимый, перебегая от одного окна к другому, чтобы лучше видеть, и выкрикивая приказы находящимся внизу гвардейцам. Его, разумеется, никто не слышал. Воздух сотрясали выстрелы и вопли раненых.
— Убейте их, убейте их всех! Чтобы ни один не ушел живым! — безостановочно вопил король, словно боясь, что иначе его приказы будут выполняться без должного усердия. Страх, что кто-то может злоумышлять против него и покушаться на его жизнь, сводил его с ума. Теперь он всей душой ненавидел протестантов. Карл не мог простить им того, что они злоупотребили его дружбой.
— Ваше величество, не подходите так близко к окну, — умоляли придворные, боясь, как бы его не задела шальная пуля. — Враги могут узнать вас и выстрелить.
От этих увещеваний король еще больше разъярился:
— Как посмеют эти проклятые изменники в меня стрелять? Я король!!!
— Ваше величество, — рискнул возразить один из придворных, — не забывайте, что все это происходит только из-за того, что они хотели покуситься на вашу жизнь.
Карл IX не ответил, но отступил на несколько шагов. Придворный прав. Это его драгоценную жизнь они хотели отнять. Так что лучше соблюдать осторожность, хотя последние слова пришлись ему не по нраву. Этот человек сказал: «Все это только из-за того, что они хотели покуситься на вашу жизнь». Звучало как упрек. Уж не хотел ли он сказать, что наказание чрезмерно? Король бросил на придворного взгляд, исполненный ненависти. И постарался запомнить его лицо. Надо не забыть установить за ним наблюдение. Как он смеет осуждать короля Франции, пусть даже и косвенно?
Несмотря на то что королева была полностью поглощена событиями, повлиять на которые уже было не в ее власти, загадочное исчезновение камеристки не выходило у нее из головы. Назойливая мысль не отступала, не давала покоя: куда могла запропаститься Тинелла? Всегда такая послушная, такая преданная, как она могла ослушаться приказа и подвергнуть свою жизнь опасности? Королева не могла этого понять и оттого тревожилась еще сильнее. Разумеется, она изображала царственное спокойствие, резко контрастировавшее с исступленным буйством ее сына. В тяжелые минуты Екатерина Медичи никогда не падала духом.
Когда ей доложили о прискорбном состоянии дворцовых помещений, королева потребовала незамедлительно привести все в порядок, смыть и отчистить все следы кошмарной ночи. Сейчас важно как можно скорее вернуть жизнь двора в привычное русло. Чтобы не осталось ни единого напоминания о мраке, боли и смерти.
Перепуганным слугам было приказано расставить мебель по местам и оттереть отовсюду пятна крови. Резиденции французских монархов не подобает выглядеть столь плачевным образом.
Дворецкий, занимавшийся наведением порядка в зале секретарей, отметил про себя, что по нему словно пронеслась орда варваров. Опрокинутая мебель, сорванные гардины, разбросанные по полу предметы. Не приемная, а поле боя. Уму непостижимо, как это гугеноты, отчаянно пытавшиеся вырваться наружу, добрались сюда, почти к самым покоям королевы-матери. Вдруг дворецкий заметил на полу большую книгу. Ему стало любопытно. Нагнувшись, он открыл первую страницу и прочел название: «
В книге представлены в значительном объеме избранные поэтические произведения Лоренцо Медичи (1449–1492), итальянского поэта, мыслителя и государственного деятеля эпохи Ренессанса, знаменитая поэма Анджело Полициано (1454–1494) «Стансы на турнир», а также экстравагантные «хвостатые» сонеты и две малые поэмы Луиджи Пульчи (1432–1484), мастера бурлеска. Произведения, вошедшие в книгу, за малым исключением, на русский язык ранее не переводились. Издание снабжено исследованием и комментариями.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Исторический роман знаменитого канадца Марка Фруткина переносит читателей в далекий XVIIвек. Жители итальянской Кремоны боготворят священника Фабрицио Камбьяти и искренне считают его чудотворцем. С чудом, однако, сталкивается сам Фабрицио: при помощи новейшего изобретения — телескопа — он неожиданно видит не только комету в ночном небе, но и события будущего на земле. А в будущем, спустя почти сто лет, в город прибудет иезуит Микеле Аркенти, чтобы, покопавшись в жизни усопшего Фабрицио, решить, достоин ли тот называться святым.
Кэтрин Джинкс живет то в Австралии, то в Канаде, но всю свою жизнь увлеченно изучает Средневековье, эпоху Крестовых походов и великих рыцарских орденов, рвавшихся к власти в Европе и Азии. Об этой эпохе она пишет и свои книги, пользующиеся неизменным успехом в англоязычном мире. Новый роман Джинкс переносит нас во Францию XIV века, в годы, когда католическая церковь ведет войну на уничтожение с еретиками-альбигойцами. Движение альбигойцев или катаров, отвергавших церковную иерархию и папство, охватило, начиная с XII века, всю южную Францию, увлекая и знать, и простолюдинов.
Детективы англичанки Сары Дюнан, среди которых вышедшие в «Иностранке» романы «Ножом по сердцу», «Родимые пятна», «На грани», хорошо известны в России. Так же как и ее захватывающий исторический триллер «Рождение Венеры». Новая книга Дюнан вновь переносит нас в далекую эпоху: время и место действия-Италия XVIвека, захват Рима чужеземными войсками, бегство Папы, зверства завоевателей. Прекрасной куртизанке Фьямметте и преданному ей карлику Бучино остается только бежать в родную Венецию, захватив с собою все, что можно унести… В попытках начать жизнь заново Фьямметта вынуждена разгадать множество загадок.
Изучая кровавую эпоху Тюдоров, англичанка Элисон Уир до недавнего времени публиковала имевшие огромный читательский успех жизнеописания королей и претендентов на британский престол. Неожиданно сменив жанр, Уир написала блестящий исторический роман о загадочной леди Джейн Грей, надевшей британскую корону почти случайно. Шестнадцатилетней Джейн совершенно безразлично ее близкое родство с королевской семьей. Она не сомневается в правах на престол Марии Тюдор и мечтает лишь об уединенной жизни в окружении любимых книг.