Заговор королевы - [4]

– Черт возьми! – воскликнул студент Сорбонны. – Что значат софисты Нарбоны в сравнении с сорбоннскими докторами канонического права, которые объясняют притчи Корнелиуса, Лапида или сентенции Петра Ломбарда так же проворно, как вы проглатываете бутылку глинтвейна или ломтик икры с уксусом? Что скажешь ты на это, Капет? – обратился он к своему соседу, скромный серый капюшон которого доставил ему это прозвище. – Заслуживаем ли мы такое оскорбительное обращение?

– Я не нахожу, что ваши заслуги значительнее наших, – отвечал ученик в капюшоне, – хотя мы не восхваляем себя, подобно вам. Ученики скромного Иоанна Стандонша столь же способны, как и ученики Роберта Сорбонна, поддержать диспут, и я не могу понять, по какой причине не впускают нас? Здесь затронута честь университета и необходимо соединить все силы, чтобы отстоять ее.

– Хорошо сказано! – проговорил бернардинец. – Было бы вечным пятном для наших училищ, если бы этот надменный шотландец мог так легко лишить их славы, между тем как многочисленные борцы не имеют возможности ее отстаивать, хотя и сумели бы поубавить ему спеси. Эта борьба из тех, которые всех нас равно касаются. По крайней мере, мы могли бы быть в случае надобности судьями в этом деле.

– Я очень мало забочусь о чести университета, – возразил один шотландец из Шотландской коллегии, находившейся в то время на Миндальной улице, – но принимаю большое участие в славе моего соотечественника и был бы очень рад, если бы мог присутствовать при торжестве ученика Рутефорда и Классика Буханана. Но если предлагаемое вами посредничество заключается в одних криках, то я доволен, что ректор имел благоразумие воспретить вам вход, хотя и сам терплю от этого.

– Что вы там рассказываете? – возразил испанец. – Очень маловероятно, чтобы ваш соотечественник имел успех, которого вы для него ожидаете. Верьте мне, нам придется приветствовать его при выходе громкими свистками, и если бы мы могли проникнуть сквозь железные филенки этих дверей и видеть сцену, которую они от нас скрывают, мы бы вероятно удостоверились, что его притязания повержены, а аргументы обращены в прах. Par la litania de los santos! Иметь дерзость сравнивать неизвестного ученика жалкой коллегии Святого Андрея с самыми учеными докторами величайшего университета, разумеется за исключением университетов Валенсии и Саламанки! Нужно все бесстыдство твоих земляков, чтобы не сгореть со стыда при подобной мысли.

– Коллегия, к которой вы относитесь с презрением, – гордо отвечал шотландец, – служила училищем королям нашей Шотландии. Да, это так! И молодой Иаков Стюарт получил образование под одной кровлей, под руководством тех же мудрых наставников и в то же время, как и наш благородный Кричтон, которого вы несправедливо назвали искателем приключений. Ученость его столь же знаменита, как и его происхождение. Ему предшествовала его слава, и он уже был известен вашим ученым, когда выставил свою программу в стенах этой коллегии. Слушайте! – продолжал он. – И вы убедитесь в его торжестве.

В то время, как он обращался с этими словами к своим товарищам, громкие и продолжительные рукоплескания раздавались внутри здания, покрывая шум, производимый студентами.

– Может быть, рукоплескания эти означают его поражение, – проворчал сквозь зубы испанец.

– Нисколько, – возразил шотландец. – Я слышу, имя Кричтона раздается среди рукоплесканий.

– Черт побери! Да кто же этот феникс, этот Гаргантюа ума, предназначенный для нашего поголовного поражения подобно тому, как Панург поразил Фому-англичанина? – спросил испанец. – Кто же этот человек, превосходящий философией самого Пифагора? А?

– Любознательностью – господина Карниадсе!

– Непостоянством – Аверрасса!

– Мистицизмом – Плотина!

– Ясновидением – Артемидоуса.

– Непогрешимостью – самого Папу!

– И который имеет притязания рассуждать о всевозможных ученых вещах! – закричали разом несколько голосов.

– И из всего этого выйдет глупая шутка, – добавили другие с громким смехом.

– Вы оглушили меня своим ревом, – перебил шотландец. – Вы спрашиваете меня, кто такой Кричтон, и сами себе отвечаете. Вы сказали, что он редкая птица, чудо ума и учености, и вы не солгали. Он именно таков. Но я скажу вам то, чего вы совсем не знаете или о чем с умыслом умалчиваете. Он принадлежит к высшему дворянству Шотландии. Подобно высшим испанским грандам, сеньор Идальго, он имеет право стоять с покрытой головой в присутствии короля; как со стороны отца, так и со стороны матери в его жилах течет благороднейшая кровь. Его мать была из фамилии Стюартов и происходила по прямой линии от королей, а отец его, которому принадлежат великолепные владения Элиок и Клюни, был сеньором адвокатом нашей доброй королевы Марии (да отпустит ей небо ее прегрешения и примет ее под свою особую защиту), он еще и теперь занимает эту высокую должность. Я думаю, что здесь должны были слышать о Кричтонах. Как бы то ни было, они хорошо мне известны, так как я, Огильви де Бальфур, часто слышал о некоем контракте или обязательстве, в силу которого…

– Довольно! – прервал испанец. – Не занимай нас собственными делами, товарищ! Говори нам о Кричтоне.