Заговор Горбачева и Ельцина: кто стоял за хозяевами Кремля? - [3]
Десятый пункт статьи 58 УК предусматривал наказание за «антисоветскую пропаганду и агитацию». Судебная «тройка» ГПУ Татарской АССР 23 мая 1934 года приговорила Николая Игнатьевича Ельцина и его брата к трем годам исправительных лагерей.
28 мая братья Ельцины вместе с их подельниками были этапированы в Дмитровский Исправительно-трудовой лагерь («Дмитлаг»), заключенные которого использовались при строительстве канала им. Москвы в районе подмосковного города Талдома. Семья поехала за отцом, жили в бараке. Вскоре, однако, семью Ельциных приютила в своем доме Нина Васильевна Петрова — жена заключенного Василия Петрова, с которым сдружился Ельцин-старший. Именно в доме Петровых в Талдоме родился младший брат Ельцина — Михаил.
По воспоминаниям Нины Васильевны, Борис рос очень активным ребенком, а по причине отсутствия игрушек очень любил сооружать из поленьев всевозможные конструкции, дома, пирамиды. Возможно, эти сучковатые поленья и предопределили дальнейший жизненный путь будущего строителя, а затем и ППР.
В своих мемуарах Б. Н. Ельцин ни разу не упомянул имя своей спасительницы — Нины Петровой, возможно, эти детские эпизоды просто выпали из памяти. Если проанализировать все три «мемуара» Б. Н. Ельцина («Исповедь на заданную тему», «Записки президента» и «Президентский марафон»), таких провалов памяти набирается достаточно большое количество, что свидетельствует о серьезном заболевании сосудов головного мозга автора мемуаров.
Следуя А. Хинштейну, будем проводить краткий медицинский диагноз по тому или иному заболеванию ППР:
«Провалы памяти — выпадение из памяти конкретных отрезков времени или определенных событий, их место заполняется часто ложными воспоминаниями. Атеросклероз сосудов головного мозга ведет к расстройствам умственной деятельности»[9].
Однако жена Ельцина, Наина Иосифовна нашла все-таки возможность отблагодарить семью Нины и Василия Петровых. Уже будучи первой леди России, она отыскала в Казани их дочь Нину Васильевну, которая в тридцатых годах, будучи совсем еще девочкой, заботилась о маленьком Борисе. На свои деньги президент Ельцин купил ей двухкомнатную квартиру[10].
Однако «провалы памяти» у Б. Н. Ельцина имели одну характерную особенность — они носили заданно временной характер. В другое время и при других обстоятельствах «провалившиеся» в небытие эпизоды вдруг вспыхивали яркой звездой, и впору было кричать, уподобившись известному древнегреческому философу, — «Эврика!».
Так, о тюремных этапах отца Ельцин публично вспомнит лишь во второй своей книге, которая появиться уже в 1994 году, когда наличие репрессированных близких родственников перестанет считаться чем-то крамольным и никак не сможет повлиять на карьеру.
Вдруг ярко всплыл эпизод ареста отца, запечатлевшийся в сознании малыша немногим более трех лет от роду:
«Я до сих пор помню тот ужас и страх, — пишет Ельцин в «Записках президента». — Ночь, в барачную комнату входят люди, крик мамы, она плачет. Я просыпаюсь. И тоже плачу. Я плачу не от того, что уходит отец, я маленький, еще не понимаю, в чем дело. Я вижу, как плачет мама и как ей страшно. Ее страх и ее плач передаются мне. Отца уводят, мама бросается ко мне, обнимает, я успокаиваюсь и засыпаю»[11].
Скрывал ли Ельцин неблагоприятные по тем временам некоторые обстоятельства своей биографии? Безусловно скрывал, и свидетельством тому старые анкеты, которые Борис Николаевич заполнял собственноручно. Один из свердловских исследователей биографии Ельцина внимательно изучил все анкеты советского периода, и ни в одной из них нет упоминания о том, что его родные были репрессированы[12].
Однако, первая книга воспоминаний Ельцина «Исповедь на заданную тему» была написана в 1989 году, когда его отец уже был реабилитирован (15 июля 1989 года). Казалось бы, к чему наводить тень на плетень и не написать ту самую правду, о которой он «вспомнит» в 1994 году уже в новой книге: «Отец никогда об этом не говорил со мной, — неуклюже объяснит он свое первое умолчание. — Он вычеркнул из своей памяти этот кусок жизни, как будто его не было. Разговор на эту тему у нас в семье был запрещен».
То есть отец ничего не рассказывал, а сам Борис Николаевич, естественно, ничего не помнил по малости лет, хотя, как мы могли убедиться, он детально воспроизвел картину ареста отца.
Однако не надо забывать, что первая книга воспоминаний хотя и вышла на закате Советской власти, но именно в 1989 году Ельцин вел решительную борьбу за свою политическую реабилитацию в качестве кандидата в народные депутаты Верховного Совета СССР. Борьба шла за каждый голос, он хотел нравиться всем без исключения, а упоминание об отце-антисоветчике и деде-кулаке могло лишить его какого-то количества избирателей.
Другое дело, почему наличие репрессированных близких родственников не помешало простому инженеру-строителю впоследствии стремительно продвигаться по ступеням руководящей хозяйственной, а затем партийной лестницы? «Как же наши чекисты его пропустили?» — изумлялся впоследствии его «крестный отец» Яков Петрович Рябов, порекомендовавший Ельцина на пост Первого секретаря Свердловского обкома КПСС. Не зря изумлялся Яков Петрович. По строго заведенному правилу при рассмотрении кандидатур на высокие руководящие должности, и на любые должности в системе КГБ СССР, «компетентными органами» тщательно изучалась родословная кандидата, как минимум, до третьего колена. При наличии репрессированных родственников, несмотря на самые блестящие характеристики деловых и идейно-политических качеств, «компетентные органы» накладывали вето, причем это делалось, как бы это ни звучало парадоксально, в интересах самого кандидата. В будущем такому «выдвиженцу» могут стать доступным следственные дела своих родственников, изучение которых может отравить всю его последующую жизнь и отрицательно сказаться на исполнении порученного дела, чему есть немало примеров.
