Вся эта разношерстная компания разными путями устремилась в одну сторону. Конечно же — на юг, на Дон. К атаману Каледину.
Парадокс истории: в конце тысяча девятьсот семнадцатого года в столице атамана войска Донского — Новочеркасске встретились Корнилов и его приспешники — Родзянко, Пуришкевич, Милюков, Савинков — и Керенский. Следует отдать должное атаману Каледину: он принял всех, но Керенскому показал от ворот поворот.
Тогда же, в конце семнадцатого и начале восемнадцатого года, в Новочеркасске и Ростове-на-Дону началось формирование так называемой «Добровольческой армии», получившей у местного населения ярлык «Грабьармия». В состав ее полков, эскадронов и отрядов вошли исключительно офицеры, зажиточные казаки, представители «благородных», «цензовых» слоев.
От первого же натиска большевистских полков «Добрармия» дрогнула, отступила от Новочеркасска и Ростова, очистила Дон и покатилась-покатилась на юг, на Кубань.
Атаман Каледин, не снеся позора, застрелился. Главнокомандующим стал генерал Корнилов.
И вот спустя еще два месяца его потрепанная, преследуемая по пятам красными полками армия подошла к Кубани, форсировала ее — и остановилась, накануне смертельного броска, у предместий Екатеринодара.
3
Батарея заняла позиции за стеной кирпичного завода. Командир устроил на крыше завода наблюдательный пункт.
Утро только-только занималось. Артиллеристы копошились у орудий, а он, приложив к глазам бинокль, старательно выискивал цели.
Ближе всего на этом, правом берегу Кубани выделялся одноэтажный дом беленая хата в три окошка по фасаду и в два по торцу, чем-то напоминающая командиру его родное жилище в Питере, на Полюстровском. То ли мазаными стенами, то ли вишнями… Двускатная крыша. Две трубы. У них — тоже двускатная, только вот труба — одна.
Хата стояла открыто, обрисовывалась на рассветном небе четко. Правее серела небольшая роща. Нет, это не цель. Да и жаль хаты… Командир перевел бинокль.
— Здорово, начальник! — услышал он голос позади себя.
Обернулся. Широко улыбнулся:
— Здравствуй, товарищ начдив!
— Почему голос не подаешь?
— Цели ищу, в кого палить.
— Дай-ка сюда!
Начальник дивизии взял у него бинокль, настроил линзы на свои глаза. Навел на избу в три окошка. Она сразу привлекла его внимание: стоит у скрещения дорог, коновязь, вбегают и выбегают фигурки. По всему видно штаб. Непонятно только, зачем так, на виду.
— Вот тебе и цель, Александр Долгинов. А ну-ка дай тряхну стариной!
Он сбежал с наблюдательного пункта к ближней гаубице и сам навел орудие на прямую наводку. Приказал:
— Заряжай!.. Огонь!
Первый разрыв взмел столб пыли в рощице правее избы. Путко внес поправку:
— Заряжай!.. Огонь!
Орудие содрогнулось. И в следующее мгновение Антон увидел: на месте крайнего окна по торцу хаты задымился черный пролом.
4
Генерал Корнилов сидел в комнате, когда невдалеке, за стеной, рвануло и вздрогнули стены. Он едва успел досадливо повести головой, как ударило снова.
Расширившимися от ужаса глазами он еще увидел, как пробило окно и стену, как снаряд обрушился на пол, у самых его ног.
И тут же раздался черный взрыв.
Корнилов в этот момент был в комнате один. И убило его одного.
От взрыва ходики на стене остановились. Они показывали 7 часов 31 минуту.
За Кубанью, над плавнями, всходило солнце. Оно обещало по-настоящему весенний, щедрый на тепло день.
