Заговор генералов - [13]

На протяжении всех трех столетий существования династий среди Романовых не было ни одного штатского. Цесаревичи — наследники престола — и великие князья надевали гвардейские мундиры едва ли не в колыбели, и посему каждый верил в себя как в прирожденного военачальника и полководца. Николай же, перебирая в уме предшествовавших ему от тринадцатого колена императоров всероссийских, набирал себе заслуг более, чем остальным: сызмальства не было у него иных привязанностей, кроме армии, и отдохновение от обременительных государственных забот находил он только на плацах и биваках.

Правда, то были плацы парадов и смотров да биваки маневров с «чаепитиями» в шатрах с гербом.

К первой своей войне, русско-японской, он относился просто как к досадной оплошности — благо велась она далеко. В памяти его осталась не столько она, сколько порожденные ею страшные годы смуты. В последнее время до царя доходит: приближенных снова пугает призрак пятого года, ропот по губерниям, забастовки по заводам. Не может того быть!

Он даже притопнул от досады. У него пятнадцать миллионов солдат! Какие смутьяны устоят перед преданным ему войском?..

Алексеев закончил доклад, отложил указку:

— Разрешите, ваше величество, огласить всеподданнейшую просьбу генерал-адъютанта Иванова?

— Что там еще? — царь недовольно вскинул голову: он не любил, когда к нему обращались с просьбами.

Начальник штаба поднес к близоруким глазам плотный лист:

— «В ознаменование посещения Вашим Императорским Величеством и Их Императорским Высочеством вечером 12 декабря раненых в районе дальнего огня неприятельской артиллерии, а также пребывания 13 декабря в районе расположения корпусных резервов IX и XI армий, что вдохновило войска на новые геройские подвиги и дало им великую силу духа, а с Вашей стороны явило пример истинной воинской доблести и самоотвержения, ибо Вы явно подвергали опасности Свою Драгоценную Жизнь, — на основании вышеизложенного георгиевская дума Юго-Западного фронта единогласно постановляет…»

Сердце Николая дрогнуло от предвкушения давно желанной радости.

— «…Повергнуть через старейшего георгиевского кавалера, генерал-адъютанта Иванова к стопам Государя Императора всеподданнейшую просьбу: „Оказать обожающим державного вождя войскам великую милость и радость, соизволив возложить на Себя орден Святого великомученика и победоносца Георгия 4-й степени, а на Наследника-Цесаревича — серебряную медаль 4-й степени на георгиевской ленте…“»

— Благодарю! — не сдержавшись, с горячностью пожал он руку Алексееву. — Тронут до глубины души!

Он давно мечтал о «Георгии». С часа рождения Николай был увенчан высшими, начиная с Андрея Первозванного, орденами Российской империи, а затем и высшими знаками отличия европейских и азиатских государств; но всю жизнь мечтал о скромном кресте на желто-черной ленте, кресте, который по статуту добывается лишь на поле брани. Недавно он выезжал на позиции. В бинокли они с цесаревичем Алексеем наблюдали за облачками далеких разрывов. Вот как оценили в войсках! А и вправду, если бы залетел на вышку вражий снаряд?..

— Благодарю, — повторил он. — Соизвольте передать, Михаил Васильевич, что просьбу георгиевской думы и генерала Иванова принимаю с признательностью.

После Алексеева был назначен доклад начальника главного артиллерийского управления Маниковского. Царь недолюбливал этого генерала. Он раздражал не только своей огромностью, громким голосом и буйной шевелюрой, а еще и тем, что всегда сообщал о каких-нибудь неприятностях: то не хватает снарядов, которые необдуманно расстреляли в зимнем походе; то недостает винтовок, оставленных с убитыми и ранеными при поспешных отступлениях.

Но сегодня Маниковский повел речь о другом:

— Ваше величество, промышленники непомерно взвинчивают цены на изделия для армии. На казенных заводах заготовительная цена одной шрапнели пятнадцать рублей, а у Гужона — тридцать пять. Предприниматель Терещенко, сахарозаводчик, предлагает построить завод для изготовления пулеметов системы «максим». Но желает получить двойную цену — по тысяче рублей дохода с каждого пулемета. Да еще требует постройки завода за счет казны и поставки казенных стволов. Явный грабеж, государь!

— А что предлагаете вы?

— Предел грабежу могли бы положить только мощные казенные заводы, ежели их будет достаточно. Прикажите, по примеру Путиловского, подчинить артиллерийскому управлению Гужона и других заводчиков, у коих даже в такую пору нет ни чувства стыда, ни совести!

— Нет, ни в коем случае, — решительно отверг Николай. — И так на вас, генерал, поступают жалобы от промышленников: вы стесняете самодеятельность общественности при снабжении армии.

— Я стесняю! — взревел артиллерист, — Ваше величество, они и без того наживают на поставках по триста процентов, а некоторые получают барыша сам-десять!

Все это Николаю было известно. Прохоров, к примеру, на своей мануфактуре в Москве только за год покрыл банковских обязательств на шесть миллионов да еще столько же припрятал. Но куда? Остается-то ведь все в России. И снова идет в оборот.

— Пусть наживают, лишь бы не воровали.