Загнанный зверь - [19]

— Я сожалею, если мои слова создали у вас такое впечатление.

— Это было не впечатление, мистер Блэкшир. Это была надежда. Что ж, пойдемте, выпьем чего-нибудь.

Блэкшир прошел за хозяйкой дома через тускло освещенную прихожую в кабинет. В выложенном из булыжника камине пылал огонь, и в комнате было жарко, как в сушильном шкафу. Несмотря на жару, Верна Кларво выглядела бледной и озябшей, этакий несчастный воробышек, вмерзший в лед.

— Садитесь, пожалуйста, мистер Блэкшир.

— Благодарю вас.

Верна приготовила два коктейля, продолжая нервно болтать:

— Пока был жив Харрисон, он всегда занимался этим сам. Удивительно, как долго нам его не хватает, не правда ли? Впрочем, вам это хорошо известно… На камине — это все работа Дугласа. Довольно оригинальные вещички. Вы разбираетесь в искусстве?

— Вовсе нет, — бодро сказал Блэкшир.

— Очень жаль. Я собиралась узнать ваше мнение. Ну ладно, теперь это неважно. У Дугласа новая привязанность. Фотография. Каждый день ездит на занятия в Голливуд. Вы знаете, оказывается, фотография — это не просто снимки.

Для Блэкшира это была новость, и он сказал:

— Расскажите подробнее.

— Обязательно нужно изучать композицию, освещение, фильтры и еще всякую всячину. Дуглас увлечен фотографией до предела. Он прирожденный студент.

Верна принесла бокалы и села рядом с Блэкширом на плетенную из коры кокосовой пальмы кушетку.

— За что мы выпьем, мистер Блэкшир?

— Не имеет значения.

— Прекрасно. Выпьем за миллион вещей в этом мире, которые для нас не имеют никакого значения. За них!

Блэкшир без особого удовольствия пригубил коктейль, думая о том, что он до той поры совсем не знал Верну Кларво. Раньше он видел, что она играет роль, которой от нее ждут, роль хорошенькой и немного легкомысленной жены человека, способного позволить себе роскошь избрать именно такую подругу жизни. Она и сейчас продолжала играть, только текст позабыла, а просцениума и задника не было, да и публика давным-давно ушла.

Верна вдруг сказала:

— Перестаньте смотреть на меня.

— В самом деле? Извините.

— Знаю, я изменилась. Это был ужасный год. Если бы Харрисон знал… Вы верите, что покинувшие нас могут смотреть на нас и видеть, что делается на грешной земле?

— У меня другое представление о Небесах, — сухо сказал Блэкшир.

— У меня тоже. Но все же мне хотелось бы, чтобы он знал. Я понимаю, что он далек от этого, он прекрасный человек, у него нет никаких проблем. Но я-то осталась здесь. Я — как бы это получше сказать — реликт? Да, именно так. Я — реликт. — Верна опрокинула в рот бокал с остатками питья, причмокивая, как ребенок, которого мучает жажда. — Вам это, должно быть, очень скучно.

— Совсем нет.

— О, вы всегда так вежливы. Вам не надоело быть вежливым?

— По правде говоря, надоело.

— Так почему бы вам не стать невежливым? Попробуйте. Я разрешаю вам стать невежливым. Ну, что же вы?

— Очень хорошо, — сказал Блэкшир совершенно спокойно. — Вам нельзя пить, миссис Кларво. Перестаньте, пожалуйста.

— Пожалуйста. Все-таки «пожалуйста». Иначе вы не можете, потому что вы — джентльмен. Прирожденный джентльмен. А Дуглас — прирожденный студент. Изучает фотографию. Я говорила вам?

— Скажите еще раз, если вам так хочется.

— Его наставник — мистер Терола. Очень интересный человек. Не прирожденный джентльмен, как вы, но очень интересный. Нельзя быть одновременно и тем и другим. Трагедия, не правда ли? А почему бы вам и дальше не быть невежливым? Продолжайте. Мне нельзя пить. Что еще?

— Я приехал поговорить об Элен, миссис Кларво, а не о вас.

На щеках Верны появились красные пятна.

— Это вполне невежливо. Хорошо. Продолжайте. Говорите об Элен.

— Как вам, должно быть, известно, я вот уже год занимаюсь ее ценными бумагами.

— Я не знала. Элен не доверяет мне, особенно в денежных делах.

— Вчера она попросила меня оказать ей услугу в другом качестве, в качестве следователя. В городе некая женщина звонит по телефону, угрожает и говорит непристойные вещи; Элен — одна из ее жертв. Из того, что мне удалось узнать об этой женщине сегодня, я могу сказать одно: она опасна.

— А чего вы ждете от меня? Элен достаточно взрослая, чтобы самой о себе позаботиться. Кроме того, для чего у нас полиция?

— Я побывал в полиции. Сержант, с которым я говорил, сказал, что только по их участку подобные жалобы поступают ежедневно дюжинами.

Опьянение понемногу выветривалось. Руки Верны беспокойно теребили одна другую, левое веко начало подергиваться в нервном тике.

— Понятно. Но чем я могу помочь?

— Неплохо было бы, если бы вы пригласили Элен какое-то время пожить у вас.

— У меня? В моем доме?

— Я понимаю, что вы с ней не очень дружны, но…

— Никаких «но», мистер Блэкшир. Это исключено. Когда Элен решила покинуть этот дом, я попросила ее не возвращаться. Она говорила непозволительные вещи о Дуги и обо мне. Такое не прощают. Она, надо думать, не в своем уме, если рассчитывает вернуться сюда.

— Она не имеет об этом ни малейшего представления, это моя инициатива, только моя.

— Я могла бы и сама об этом догадаться. Элен не попросит меня об одолжении, даже если будет на смертном одре.

— Многим людям трудно просить об одолжении. Элен робка, не уверена в себе и напугана.