Когда обезьяна показалась у окна с своей совершенно изуродованной ношей, то испуганный матрос нагнулся, спустился не задумываясь по цепи и бежал домой. Он так боялся последствий этого ужасного происшествия, что даже решился предоставить судьбе орангутанга. Голоса, которые люди слышали на лестнице, были его восклицания ужаса и визг обезьяны.
Больше мне ничего почти не остается прибавить. Орангутанг, вероятно, бежал из комнаты по цепи громового отвода в ту самую минуту, когда отворили дверь. Бежав, он, верно, захлопнул опять окно. – Впоследствии он был пойман самим хозяином, который продал его за хорошую цену в Jardin des Plantes.
Лебон был освобожден, как скоро мы рассказали все подробности дела, с некоторыми пояснениями самого Дюпена, в комнате префекта полиции. Префект, при всем своем добром расположении к моему другу, не мог скрыть неудовольствия, видя, что дело приняло такой оборот. Он даже не вытерпел и сказал один или два сарказма насчет мании тех людей, которые, непрошеные, мешаются в его служебный обязанности.
– Пусть он себе говорит что хочет, – сказал Дюпен, который не счел нужным отвечать. – Пусть поболтает, его душе будет легче. Я счастлив победою над ним на его собственной земле. Однако, решительно нечему удивляться, что он не мог разгадать этой тайны, ему простительнее, чем он сам думает. Приятель наш префект слишком хитер, чтобы быть глубоким. Его знание не имеет основания. Оно все состоит из одной головы без тела, как изображение Медузы, или, если хотите, все из головы и плеч, как треска. Но, все-таки, он хороший человек. Всего больше я люблю его за особенную замашку, которая доставила ему репутацию гения. Я хочу сказать о его страсти отвергать то, что есть, и толковать о том, чего нет.
