Загадочное происшествие в Стайлзе. Большая четверка - [117]

Но я стоял на своем. Если оставить в стороне вопрос о том, обладал ли я достаточной квалификацией для подобного дела (и между прочим, замечу, что я далеко не полностью был согласен с его точкой зрения по этому поводу), я, в конце-то концов, так долго работал с Пуаро, что полностью постиг его методы и чувствовал себя способным продолжить расследование с того места, на котором остановился Пуаро; и вообще для меня это стало вопросом чести. Моего друга подло убили. Мог ли я спокойно вернуться в Южную Америку, не сделав хотя бы попытки поставить убийц перед судом?

Я объяснил все это и многое другое доктору Риджвэю, который выслушал меня с полным вниманием.

– И тем не менее, – сказал он, когда я умолк, – мой совет остается прежним. Я искренне убежден, что и сам мсье Пуаро, будь он здесь, настаивал бы на вашем возвращении. И я умоляю вас, Гастингс, – умоляю его именем – оставить эти безумные идеи и вернуться на ваше ранчо.

На это можно было ответить лишь одним-единственным образом, и он, печально покачав головой, не добавил больше ни слова.

Прошел месяц, прежде чем я окончательно встал на ноги. К концу апреля я добился встречи с министром внутренних дел.

Поведение мистера Кроутера весьма напоминало поведение доктора Риджвэя. Министр отнесся к моим замыслам отрицательно и в то же время старался меня утешить. Вместо того чтобы поблагодарить меня за предложенную помощь в расследовании, он твердо отказался от моих услуг. Бумаги, переданные ему на хранение моим другом, оставались у него, и министр заверил меня, что он предпринимает все необходимые меры, чтобы справиться с надвигающейся угрозой.

И этим мне поневоле пришлось удовлетвориться. Мистер Кроутер закончил встречу настоятельным требованием: он хотел, чтобы я вернулся в Южную Америку. В целом я счел наш разговор совершенно непродуктивным.

Думаю, мне следовало бы описать похороны Пуаро. Это была торжественная и трогательная церемония, а количество присланных венков оказалось просто невообразимым. Цветы прислали и люди высшего общества, и бедняки, и вся страна, приютившая моего друга-бельгийца, скорбела вместе со мной. Я же, стоя на краю могилы, искренне страдал, вспоминая различные приключения и все те счастливые дни, которые мы провели вместе с Пуаро.

К началу мая у меня был готов план кампании. Я понял, что не могу сделать ничего лучше, кроме как следовать схеме Пуаро и продолжать сбор информации о Клоде Дарреле. Поэтому я дал объявление в несколько утренних газет. И вот как-то раз, сидя в маленьком ресторанчике в Сохо, я просматривал газеты, ища отклик на свой призыв, и вдруг увидел небольшую заметку, повергшую меня в ужас.

В ней очень коротко сообщалось о таинственном исчезновении мистера Джона Инглза с борта парохода «Шанхай» вскоре после его выхода из марсельского порта. Хотя погода была отличной, высказывалось предположение, что данный джентльмен каким-то образом упал за борт. В конце заметки упоминалось, что мистер Инглз долгое время служил в Китае и имел немалые заслуги.

Новость была весьма неприятной. Я увидел в смерти мистера Инглза зловещий знак. Ни на одно мгновение я не поверил в предположение о несчастном случае. Инглз был убит, и его смерть лишь доказывала могущество проклятой Большой Четверки.

Пока я сидел там, ошеломленный новым ударом, и так и эдак обдумывая происшедшее, я вдруг обратил внимание на поразительное поведение человека, сидевшего напротив меня. До этого мгновения я не обращал на него внимания. Это был худощавый темноволосый мужчина средних лет, с болезненным цветом лица, с небольшой остроконечной бородкой. Он сел за мой стол так тихо, что я почти не заметил его появления.

Но то, что он сделал теперь, было странно, чтобы не сказать больше. Наклонившись вперед, он намеренно насыпал соль на мою тарелку – четырьмя маленькими кучками по краю.

– Извините меня, – произнес он унылым голосом, – но предложить незнакомцу соль означает развеять его печали, так говорят в некоторых странах. Конечно, может оказаться, что это бессмысленно. Но я надеюсь, что это не так. Я надеюсь, вы будете рассудительны.

Потом он с многозначительным видом повторил операцию с солью, на этот раз насыпав ее на свою тарелку. Символ 4 был настолько ясен, что об ошибке и речи не шло. Я внимательно всмотрелся в незнакомца. Он ничем не напоминал ни молодого Темплтона, ни лакея Джеймса, ни других сыгранных им персонажей – и все же я ничуть не сомневался, что передо мной сам устрашающий Номер Четвертый. Лишь в его голосе мне послышалось нечто напоминающее незнакомца в плотно застегнутом пальто, посетившего нас с Пуаро в Париже.

Я огляделся по сторонам, не зная, что делать. Прочитав мои мысли, Номер Четвертый улыбнулся и мягко покачал головой.

– Я бы вам этого не советовал, – заметил он. – Помните, что случилось из-за ваших необдуманных действий в Париже? Позвольте заверить вас, что у меня всегда наготове путь к отступлению. Ваши идеи всегда несколько простоваты, капитан Гастингс, если можно так сказать.

– Вы дьявол! – воскликнул я, задыхаясь от гнева. – Вы чертово отродье!

– Пылко… как всегда, пылко. Ваш уже оплаканный друг сказал бы сейчас, что человек, сохраняющий спокойствие, всегда имеет большое преимущество.