Загадочная шкатулка герцога де Блакаса - [83]

Что касается срамных поцелуев, то они — еще одни печальные символы манихейства. Наш учитель, как говорили ученики Манеса (См. Ritter, Hist de la Phil. Chret, p. 143, trad, de Trullard), учил нас началу, середине и концу. Эта формула далеко заводит в философии Востока и, кажется, чем более идея является незапамятной у людей, тем более они ее разнообразно переводят и зачастую самыми непристойными знаками. Пифагор этому научился в своих путешествиях, ибо он признавал три души, представленных тремя частями тела: nous (греч.), или божественный дух, размещавшийся в голове; грубая душа, располагавшаяся в животе; и тонкая душа, занимавшая середину между двумя другими. Последнюю он помещал в груди, рассматривая ее как подчиненную двум другим (Аббат Фуше. Мемуары о Надписях и изящной словесности, т. XXXI, стр. 218). Когда человек у друзов отказывался от многобожия, говорили, что он отказался от культа азас (задницы, заднего прохода), чтобы обозначить то, что он отказался от всего самого грубого (De Sacy, loc. cit, 1.1, p. 104).

(237) Doc. in., t. II, p. 122.

(238) Писалось Таверниако (Taverniaco) вместо Фаверниако (Faverniaco).

(239) Doc. in., t.1, p. 303.

“Respondit quod in receptione sua fuit sibi dictum per predictum preceptorem quod, quando celebraret missam obmitteret IHIor (sic) verba canonis; et frater Guillelmus de Belna predictus, qui sciebat aliquantulum de litteris, dixit ipsi testi quod ista erant ilia verba que debebat obmittere videlicet que incipiunt hoc est, et ipse testis respondit quod ea obmitteret, verumptamen nunquam obmisit ea celebrando, ut dixit” (Id., ib.). Латинский текст воспроизведен здесь, как и в других местах, со своей орфографией.

(240) Id., ib, р. 307.

(241) Id, ib, р. 313.

(242) Id, ibid.

ОБЪЯСНЕНИЕ СЛОВА ZONAR, КОТОРОЕ ЗАВЕРШАЕТ АРАБСКУЮ НАДПИСЬ НА ШКАТУЛКЕ

Пояс, zonar, являлся символом посвящения у магов и брахманов на разных степенях их священных орденов; и Ид (Hyde) (1) замечает, что магометане называют zpnati, то есть опоясанные, сектантов древних магов. Согласно Сад-деру (2), священной книге, содержащей краткое изложение наставлений Зороастра, именно Бог предписал людям носить пояса в знак должного послушания Творцу. Все христиане Леванта — сирийцы, арабы, египтяне и копты — думали, что совершили бы грех, если бы пришли в церковь без пояса (3). Они основываются на фрагменте из Святого Луки: "Sznf lurribi vestri praecincti” — “Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи” (От Луки Святое Благовествование, Глава 12, стих 35). Пояс играет столь важную роль на Востоке, что если епископ, к примеру, желает кого-нибудь отлучить, то разрезает или раздирает его пояс (4). Следующий факт, взятый у Ида (5), рассказан Бособром следующим образом: “В IX столетии (6) ловкий врачеватель по имени Конайн (Honain), видя у одного христианина из Багдада картину, на которой Иисус Христос был изображен со своими учениками и перед которой горел светильник, говорит хозяину дома: “Зачем бесполезно расточаете ваше масло? Ведь это ни Иисус Христос и ни его апостолы: это лишь их изображения Здесь присутствовал другой христианин по имени Тифарий (Tipharius), питавший зависть к фортуне врачевателя и сказавший ему: “Если это изображение недостойно благоговения, то плюньте поверх, него”. Хонаин так и сделал, а Тифарий изобличил его перед католикосом Персии. Этот прелат отлучил врачевателя от церкви, разрезав его пояс (7)”.

Этот факт очень ценен для нас, поскольку подтверждает две важные вещи: восточный обычай ношения поясов и вид оскорбления, которым выражалось презрение к изображениям. Со всей очевидностью тамплиеры заимствовали у сирийцев символ, выражаемый поясом, и больше того — копирование кощунственных плевков. Что касается природы упомянутого мной символа, то рыцари Храма достаточно открывают ее в своих свидетельских показаниях: большинство говорит, что носили веревку или пояс в знак принесенного обета целомудрия (8). Один из братьев заявил, что носил этот пояс по написанному в Евангелии от Святого Луки (9).

Прежде чем завершить часть, где был исследован поставленный нами вопрос, как представляется, во всех его аспектах, в двух словах необходимо подвести итог. Справляясь в истории Франции Отца Даниэля (10), меня поразило следующее изречение: “Нельзя без неосторожности не верить приведенным против тамплиеров доказательствам”. Однако Отец Триффе (Р. Griffet), его комментатор, совершенно иного мнения: он желал, чтобы ему вместе с обвиняемыми предъявили идол, которому поклонялись в капитулах, и завершает выражение своего мнения словами: “Итак, мы не видим ни в актах, оставшихся для нас, ни в буллах папы, ни в письмах короля, чтобы приводились против тамплиеров эти немые свидетельства, показание которых сильнее и решительнее, чем признания говорящих свидетелей”.

“Можно разрешить эти сложности, — добавляет затем добрый отец, — лишь сказав, что тамплиеры ожидали долгое время расследования, и один страх перед ним заставлял уничтожать столь убедительные доказательства, когда рыцари были еще свободны и имели возможность их уничтожить