Загадочная шкатулка герцога де Блакаса - [57]
Брат Иаков из диоцеза Труа (Troyes), имея большое замешательство перед отречением, увидел длинный меч, которым ему угрожали, и трижды вскричал: “Я отнашего Господа, поскольку вы этого хотите” (58). Жилле д’Энкрей (Gillet d’Encrey) из диоцеза Реймса (Rheims), когда ему предложили отречься, ответил, что не сделает этого, даже если ему отрубят голову (59). Когда им предлагалось разделить свои постели с братьями, некоторые думали в своем простодушии, что это делалось с благой целью предотвращения недостатка постелей (60); и если даже имеются признания крайней тяжести на сей счет (61), я поспешу сказать, к чести наших рыцарей, уже и так тяжко скомпрометированных, что эти признания ограничиваются малым числом. Согласно их разнообразным характерам или более или менее опрометчивой ревности в исполнении испытаний, наконец, в соответствии с их невинностью или развращенностью, посвятители были жестки, требовательны или, наоборот, сдержанны и терпимы (62). И все же, следя за действиями посвятителей, свидетели обладали большим или меньшим усердием для верного исполнения мистерий посвящения, и проявление снисхождения было рискованным (63). Хотя и нет открытого изобличения, несмотря на тихое неодобрение большинства братьев этим кощунственным практикам, навязанных поначалу им ими же самими. Отдельные посвятители доходили до того, что говорили профессу: “Отрекайся, по крайней мере, устами” (64). Другие говорили посвящаемому: “Делай это, и ты исповедуешься” (65). Некоторые братья хотели идти в Рим умолять о прощении и просить о вступлении в другой религиозный орден (66); другие лишились покоя из-за того, что не могли исповедаться у капелланов ордена или епархиальных священников (67). Порой даже кажется, что иные посвятители, если замечали, что их посвященные какое-то время после находились в подавленном состоянии, убеждали их не воспринимать всерьез все произошедшее (68): по мнению последних, это было лишь испытание послушания, не имевшее никакого последствия для веры (69).
Выражение “ Священные комедии”, которым господин Мишле определяет мистерии Ордена Храма (70), быть может, является довольно мягким; со своей стороны, думаю верным, особенно когда вижу одного из посвятителей посреди этих отвратительных мистерий, рассматривать их в высшей степени как насмешку! И действительно, когда Ж. де Вюф фарам (J. de Виффагет), оруженосец ордена, принимался в часовне Тампля в Шам-Аллеман (Champ-Allemand') диоцеза Север (Nevers), Вайно де Ъринон (Raynaud de Brinon), один из свидетелей, ему говорит, смеясь, чтобы преодолеть его отвращение к отречению от Христа и плевку на крест: “Не заботься об этом, это всего лишь шутка” (71). Можно удивляться как такие тяжкие тайны пребывали долгое время погребенными в душах, которых они иссушали (72); но прекращаешь удивляться, если начнешь размышлять над суровостью дисциплины, об опасности, окружавшей разоблачителей (73), о тяжести клятвы, о преданности послушанию, о страхе оказаться нечестивцем и ренегатом, не будучи таковым на самом деле, и, наконец, о чувстве позора, что молва о стольких безобразиях могла бы отразиться на всем ордене, покрыв каждого из его членов насмешкой и бесчестьем (74).
Прежде чем решить вопрос о степени виновности ордена, надеюсь, читатель будет поражен одной вещью: тоном наивности и бесконечным разнообразием форм и обстоятельств признаний. Таково изучение нравов, несущее самый полный отпечаток правдивости. Это хотелось бы сравнить с совокупностью малого числа отрицаний и их, наоборот, поразительным однообразием: речь шла о надиктованных обязательствах, составленных на той же гербовой бумаге, каковые обладают официальной и согласованной печатью.
Королевские комиссары сначала ошеломили обвиняемых и, порой, вырывали из них свидетельские показания применением насилия, хотя тамплиеры и, в частности, их великий магистр протестовали (75), и когда они оказались в присутствии высоких церковных сановников (76), ведущих обсуждения спокойно и осторожно, то вновь обрели уверенность, и их свидетельские показания прониклись полной свободой. Опираясь именно на эти достойные доверия показания, я изучил большой процесс, который не должен впредь, как мне представляется, оспариваться, благодаря
