Загадочная птица - [2]

Нельзя сказать, что мысль о встрече очень меня радовала.

Я посмотрел на часы и осознал, что еще успеваю в паб.

К долгим морским путешествиям можно готовить себя по-разному. Кук, опытный в таких делах, уговорил Джозефа Банкса съездить в Ревсби, где у того было имение. Летом 1768 года, за два месяца до отплытия «Эндевура», Банкс отправился в графство Линкольншир, погулять по лесам и полям, чтобы в следующие три года они всплывали у него в памяти, когда он станет думать о доме.

Летом она обычно ощущала одиночество острее, чем зимой. И в конце каждого дня испытывала разочарование от того, что собранная в горсть радость вытекает между пальцев. О будущем думать не хотелось, там все было как в тумане. И она принялась рисовать, целыми днями пропадая в лесу в окрестностях Ревсби, отчаянно пытаясь сохранить эти дни во всех деталях.

2 Пятница. Бар отеля «Мекленберг»

Когда до отеля «Мекленберг» оставалось метров десять, дождь припустил так, что пришлось бежать. Я вошел в вестибюль мокрый, запыхавшийся, жалея, что не стал ждать автобус, и посмотрел на часы. Ну что ж, по крайней мере прибыл вовремя. Отель, довольно уродливое бетонное здание снаружи, за вращающейся дверью, внутри, блистал гламурным изобилием. Я постоял с минуту в вестибюле, но, заметив, что с зонтика на ковер капает вода, смутился и направился в туалет. Там сложил зонтик, привел себя в порядок, причесался. Вгляделся в зеркало. Вроде старался одеться поприличнее, но все равно для подобных заведений смотрелся скромновато.

Попытался собраться с мыслями. Зачем могла понадобиться Андерсону птица с острова Улиета? Загадочный феномен. Ее кто-то видел, вернее, не саму птицу, а чучело, привезенное в Англию. А потом она пропала, будто по мановению руки фокусника. И больше нигде никогда не появлялась. Птицу искали, но безуспешно. Похоже, даже сам Андерсон ничего сделать не сможет.

Наверху в баре, несмотря на густой табачный дым, ощущался запах дорогой косметики и кожи. Не той, из которой сделаны вставки на моем пиджаке или туфли. Здешняя кожа была особенная и пахла соответственно. А вот принесенный мной запах дождя казался в баре неуместным.

Габриэллу долго искать не пришлось. Она сидела за угловым столиком, освещенная мягким светом, точно сошедшая с экрана героиня фильма старых добрых пятидесятых. В элегантном черном платье. Такая же, как прежде, красивая, стройная, смуглая. Почти совершенство. Рядом сквозь дым просматривался высокий блондин за пятьдесят, типичный скандинав, казалось, созданный из одних прямых линий. Видный мужчина. Он энергично говорил что-то, повернувшись к Габби.

Я нерешительно двинулся к ним, минуя группу американцев, зашедших в бар перед театром.

Габби подняла голову:

— Привет, Фиц!

Я приблизился к столику, неожиданно почувствовав раздражение от того, что она не изменилась, меня это волнует, а ее спутник, улыбаясь, протянул для пожатия безукоризненную во всех отношениях руку.

— Фиц, это Карл Андерсон, — произнесла Габби тоном, будто это все объясняло.

Я пожал ему руку, кивнул и опять посмотрел на Габби. Передо мной была та же самая Габби. Это меня поразило настолько, что стало трудно дышать.

— Давайте присядем? — предложил Андерсон невозмутимо. — Я уверен, мистер Фицджералд не прочь выпить.

Он прав. Выпить я действительно был сейчас не прочь.

Я сел за небольшой круглый стол, напротив них, и мы завели болезненно вежливый разговор, осторожно обходя любые острые углы. Официант принес мне пива, и мы сразу заказали еще выпить. Я напряженно ощущал присутствие Габби рядом, достаточно близко, чтобы моя рука упала на ее руку, если бы я уронил ее со стола. Выпивку доставили немедленно. Андерсон осушил бокал так же быстро, как и я, и заказал проворному официанту принести еще. Он делал это всякий раз, когда наши бокалы оказывались почти пустыми. Габриэлла рассказывала нам о лекциях, которые будет читать в Эдинбурге и Мюнхене, а я исподтишка наблюдал за Андерсоном. Высокий, хорошо сложенный, лет на семь-восемь старше меня, но столько ему не дашь. Несомненно, индивидуалист, обаятельный, великолепно себя держит. В общем, личность.

Рядом с ним Габриэлла казалась маленькой, чуть ли не юной, будто все эти годы скользила по жизни без трения, сохранив свежесть и живость нетронутыми. Она была моложе его лет на десять, но они подходили друг другу. Красивая пара.

— Чем вы сейчас занимаетесь, мистер Фицджералд? Жаль, что вы устранились от сбора фактического материала, это огромная потеря для науки. — По происхождению Андерсон был норвежец, но по-английски говорил превосходно, с едва заметным акцентом.

— О, дела я для себя нахожу. В основном преподаю. Курс истории естествознания. Греки и римляне, первые натуралисты, полемика относительно теории Дарвина. Мои курсы обязательные, так что студентам приходится их посещать, даже если не нравится.

— Но им нравится?

— Хм… я люблю парадоксы, это, пожалуй, самое лучшее мое качество. Например, тема первой лекции: «Таксидермист — герой нашего времени». Не скрою, это доставляет мне удовольствие.

Подошел официант, и Андерсон отвлекся на разговор с ним. Габби поймала мой взгляд.