Загадки, тайны, память, восхищенье… - [3]

Ты ответное зло совершил? Отвечай!

И все же годы берут свое. Мистический язык поэта, включающий десятки символов, мотивов и образов, которые бродят из строчки в строчку, так и не открывается нам до конца, как и не открывался исследователям уже много столетий назад.

Да, свой путь к познанию Бога, мистический путь, – этот путь мудреца, философа, престарелого поэта-жизнелюба, был непрост. Последние часы жизни проводит он в чтении великого ибн Сины. «Книга об исцелении» – вот его друг, сопровождающий в последний путь. Глава «Единственное и множественное» – труднейший философский спор с самим собой и Богом, которого он пытался познать до конца…

И еще одна мифическая дата – 1123 год… Но есть десятки рассказов, называющие и другие сроки жизни и смерти Хайяма, есть место на кладбище Хайре, среди грушевых и абрикосовых деревьев, где, возможно, в 1132 году Бог Святой уготовил место великому поэту и ученому, где стоит прекрасный мавзолей, и жители Нишапура низко кланяются тому, кто так любил жизнь и оставил о себе память сотнями строк, любимых и нами, живущими в веке XXI.

>Мавзолей Хайяма в Нишапуре

Так что же такое рубаи Омара Хайяма, чье звонкое и манящее наименование доносится до нас из глубин древней персидской истории? Да-да, персидской, а не арабской, откуда пришли в мир газели и касады. И до сих пор, говорят, в городском фольклоре Ирана, Афганистана, Таджикистана этот, чаще всего любовный, куплет широко распространен, как те самые наши частушки. Они пелись и декламировались юношами и девушками, легко запоминались, имея уникальную по простоте и легкости запоминания рифму (аааа или ааbа), становились популярными не только благодаря этому, но и меткости выражений и привычными образами. Уже при жизни Мастера рубаи вызывали массу подражаний, да еще каких! Очертить границы творчества самого Хайяма уже просто невозможно, ибо не знаем мы точно, что начертано пером великого (часто на полях научных трудов) или брошено в воздух на пирушке, а что сотворили до него или после… Думают над этим ученые, называют нам разное количество подлинных, хайямовских рубаи, составляющих нынешнее ядро красиво издающихся бесчисленных и разных по «толщине» сборников под названием «Рубаи Омара Хайяма».

> Подарочные издания Хайяма просто уникальны

Можно, конечно, сосредоточившись, найти точеные и точные, звенящие, как натянутая струна, разящие, как яд гюрзы, скептические, дерзкие, иронические, философски весомые строки, которые никем иным, наверное, не могли бы быть написаны, ведь только Хайям сумел расширить и обогатить народную песенную форму этих странствующих четверостиший такой глубиной, такой кажущейся невозможной способностью разговаривать с самим Богом на мировоззренческие темы, используя всего четыре строчки!..

В этом замкнутом круге – крути не крути

Не удастся конца и начала найти.

Наша роль в этом мире – прийти и уйти.

Кто нам скажет о цели, о смысле пути?

Сколько горечи порой звучит в этих словах, сколько хочется узнать и понять!..

Люди тлеют в могилах, ничем становясь.

Распадается атомов тесная связь.

Что же это за влага хмельная, которой

Опоила их жизнь и повергнула в грязь?

Был ли в самом начале у мира исток?

Вот загадка, которую задал нам Бог.

Мудрецы толковали о ней, как хотели, —

Ни один разгадать её толком не смог.

Острый ум Хайяма сумел создать как бы заново эту удивительную, гибкую форму, вместившую в себя все – от тоста до любовной записки, от эпиграммы (в том числе и на себя самого) до молитвы, от афоризма до формулировки законов философии…

Он с полным основанием мог сказать о себе:

Я познание сделал своим ремеслом,

Я знаком с низшей правдой и низменным злом,

Все тугие узлы я распутал на свете,

Кроме смерти, завязанной мертвым узлом.

А до какого резкого тона поднимается Хайям, осуждающий ханжество во всех его проявлениях! Несправедливые судьи и стяжатели, злокозненные визири и тайные развратники, лжефилософы и мусульмане-ортодоксы! Трепещите! Дерзкий язык Хайяма разит без промаха!

Тот усердствует слишком, кричит: «Это – я!»

В кошельке золотишком бренчит: «Это – я!»

Но едва лишь успеет наладить делишки

Смерть в окно к хвастунишке стучит: «Это – я!»

Знай, рожденный в рубашке любимец судьбы:

Твой шатёр подпирают гнилые столбы.

Если плотью душа, как палаткой укрыта

Берегись, ибо колья палатки слабы!

Лучше впасть в нищету, голодать или красть,

Чем в число блюдолизов презренных попасть.

Лучше кости глодать, чем прельститься сластями

За столом у мерзавцев, имеющих власть.

Где мудрец, мирозданья открывший секрет?

Смысла в жизни ищи до конца своих лет:

Все равно ничего достоверного нет —

Только саван, в который ты будешь одет…

Да, горечь звучит в строках о невозможности познать этот мир до конца, и таких строк у великого Омара множество, видно, мучило его собственное бессилие, невозможность приблизиться к истине, но разве не движение к ней, вечное желание приблизиться, найти, сам поиск ее, путь – разве не это определяет истинного мудреца, да просто человека?!

>Памятник Омару Хайяму в Иране

Пресвитер Иоанн: …вечной тайны разгадку едва ли найдешь

Пресвитер Иоанн… Легендарный христианский(!) правитель востока, одновременно король и отец церкви! Откуда к нам пришел? Всего два упоминания: история о посещении архиепископом Индии Константинополя и патриархом Индии Рима во времена Папы Каликста II (1119–1124). Ни подтвердить, ни опровергнуть, ибо все это к нам добралось с таким трудом, через горы лет и моря слов, через правду и выдумку сотен людей. Правда, просвечивает одно письмо, поражавшее воображение европейцев, появившееся в 1165 году, чья подлинность сомнительна, ох, сомнительна – письмо от нашего героя императору Византии Мануилу Комнину, правящему с 1143 по 1185 годы, и распространялись слухи о нем и пересказы в приукрашенном виде еще несколько столетий спустя, а потом и в печатном виде. А во время второго Крестового похода [среди рыцарей] было распространено верование, что пресвитер Иоанн придет на помощь из своих святых мест и поможет отвоевать Палестину у мусульман. И так верили мы этому! Папа Александр III направил письмо Иоанну через своего врача-эмиссара Филипа, 27 сентября 1177 г. Правда, потом о Филипе никто уже не слышал…