Загадки Петербурга II. Город трех революций - [4]

Жертвами смуты и апатии общества стали юнкера петроградских военных училищ, выступившие по призыву Комитета Спасения Родины и Революции против большевиков. Через четыре дня после переворота, в ночь с 28-го на 29-е, Комитет решил осуществить спасение родины и революции силами войск петроградского гарнизона, юнкеров петроградских училищ и «старых волков революции», к которым, как предполагалось, должна была присоединиться казачья дивизия генерала Краснова, находившаяся в Гатчине (там находился и бежавший из Петрограда Керенский). При этом Комитет не учитывал очевидных вещей: основная часть гарнизона не участвовала в перевороте, сохраняя нейтралитет, и четыре дня спустя они вряд ли выйдут сражаться за власть одних социалистов против других. Накануне восстания Петроградский совет казачьих войск сообщал в Киев, где проходил фронтовой казачий съезд: «Казачьи полки пока не играли… Предстоят в ближайшем будущем аресты петроградских военных училищ, все время ищущих контактов с нами. Совет пока в безопасности». Комитет ничего не учел, не организовал выступления, ограничившись призывом к войскам петроградского гарнизона: «Идите туда полками, батальонами, ротами, идите туда группами и в одиночку!» — но не пришел никто.

Слухи о скорых арестах в петроградских военных училищах были не беспочвенны, ведь именно юнкера организовали оборону Зимнего дворца и были готовы сражаться до конца, но Временное правительство приняло решение сдаться во «избежание ненужного кровопролития». И четыре дня спустя эти, по словам революционерки Веры Засулич, «дети-герои» были единственными, кто снова выступил по призыву Комитета Спасения Родины и Революции. Один из участников восстания, юнкер Николаевского инженерного училища, вспоминал, что вечером 28-го им было приказано «лечь спать одетыми в шинели и винтовки поставить у постелей. В 4 часа ночи нас внезапно разбудили и подняли. Нам выдали патроны, выстроили в полк». Представитель Комитета Спасения объявил им, что «войска Керенского ожидаются в городе к 11 часам утра и что юнкерам в ожидании подхода этих войск поручается поддерживать в городе порядок и для этой цели надлежит занять Михайловский замок и телефонную станцию». Боевые действия начались в четыре часа утра и продолжались весь день; юнкера сражались почти в одиночку, к ним присоединилось лишь несколько десятков офицеров и бойцов ударных батальонов — ни полков гарнизона, ни «старых волков революции», ни «войск Керенского» они не дождались. К вечеру восстание было подавлено матросами Балтийского флота, военные школы и училища окружены, здание Владимирского училища разгромлено артиллерией. Выступившие по призыву Комитета Спасения Родины и Революции юнкера (их было не больше трех сотен) выполнили свой долг до конца.

День восстания пришелся на воскресенье, и к вечеру в городе воцарилось праздничное оживление, а в это время семьи юнкеров уже начали поиски сыновей. Они не знали, что их ждет, — матросы расправились с многими пленными с невиданной жестокостью, слухи о которой потрясли Петроград. На следующий день Исполнительный комитет Всероссийского съезда военных училищ выпустил воззвание: «Вчера в Петрограде совершилось ужасное, кошмарное дело. Банда обезумевших, озверевших людей под предводительством сознательных убийц произвела невероятную по своей жестокости расправу над юнкерами, не желавшими признать власть Ленина Кровавого… Не поддаются никакому описанию ужасы, творившиеся вчера опричниками самодержавного „военно-революционного комитета“… Кровь мучеников вопиет к вам!» С протестом выступили и студенческие организации Петрограда, и по их ходатайству 31 октября арестованные юнкера-социалисты были освобождены, ведь они только о них и ходатайствовали — а с остальными пусть большевики поступают как знают. Так сообща и сплетали с первых дней новой власти общую удавку…

А где же были «старые волки революции» — героические террористы, экспроприаторы, бомбисты из эсеровских партий? О, у них были дела поважнее, чем уличные бои: последних юнкеров еще добивали, когда Комитет Спасения поспешил отмежеваться от восстания. Вечером 29 октября собралось совещание социалистических партий, на которое пригласили большевиков, и их представители Каменев и Сокольников заявили, что в Смольном готовы поделиться властью с товарищами-социалистами, если те признают ее законность. «Наша вражда, — убеждал Сокольников, — на руку контрреволюции. Если не будет соглашения, неизбежна реставрация царизма и казачья диктатура». В ответ зазвучали гневные речи, но за их горячностью все заметнее проступало соображение, что, коли узурпаторы удержались, пускай делятся властью!

На следующий день большинство участников совещания признало организованное ими восстание «неуместным» (что такое, в конце концов, судьба нескольких сотен мальчишек в юнкерских шинелях?). Такая позиция левых партий была продиктована не трусостью: за их непоследовательностью был расчет, за уступками — соображения политической выгоды. Хорошо осведомленная и внимательно следящая за событиями З. Н. Гиппиус записала в дневнике еще в день восстания, 28 октября: «Намечается у… эсеров, еще очень прикрыто,