Загадки малорусской истории. От Богдана Хмельницкого до Петра Порошенко - [19]

Стоит отметить, что, выпрашивая у государыни этот указ, новоявленные помещики мотивировали свое желание экономическими соображениями. Они заявляли, что, покуда у крестьян сохраняется хоть призрачная надежда на свободный переход, те будут лениться, уповая не на свой труд, а на поиск лучшего места, где можно было бы не платить подати и не отбывать повинности.

Наверное, леность некоторых крестьян в самом деле имела место. Однако несомненно и то, что свободный переход давал возможность сельским труженикам уклоняться от помещичьих злоупотреблений. Теперь такой возможности не было. Впрочем, нужно повторить: ее не стало задолго до 1783 года.

И еще одно. Указ императрицы прикреплял крестьян к земле, но еще не означал полного рабства. Все ужасы крепостничества, известные нам сегодня из литературы, лежат на совести самих помещиков. А в Малороссии большинство помещиков были местного, малороссийского происхождения. И тысячу раз прав известный украинский историк из Галиции Степан Томашивский, еще в начале ХХ века подчеркивавший: «Напрасно закрепощение крестьян 1783 года называют кандалами, в которые заковала нас Москва. Эти кандалы были сделаны до последнего гвоздика самими таки сынами Украины».

Загадка «миссии Капниста»

Личность Василия Капниста долгое время не привлекала пристального внимания историков. Кем он являлся в их представлении? Писателем, выделившимся не какими-то особыми дарованиями, а благодаря тому, что сама русская литература в то время была еще бедна талантами и творчество любого мало-мальски способного сочинителя становилось заметным явлением. Чиновником, предводителем дворянства сначала в Миргородском уезде, затем в Киевском наместничестве – таких предводителей было много. Не интересовал он и деятелей украинского движения, поскольку произведения свои писал на русском языке и, следовательно, вносил вклад в развитие культуры, по мнению ярых украинофилов, чужой украинскому народу. Но так было до поры до времени.

Таинственный посланец

Все изменилось в 1895 году, когда польский историк Бронислав Дембинский объявил, что обнаружил в берлинском архиве довольно интересные документы, связанные с деятельностью прусского канцлера Эвальда Фридриха Герцберга. 24 апреля 1791 года канцлер направил рапорт королю Пруссии Фридриху-Вильгельму II. Герцберг сообщал, что к нему явился некий посланец «из Малороссии или Русской Украины, который называет себя Капнистом и который о себе говорит, что он владетельный дворянин в этом же крае». От имени жителей Малороссии посланец просил прусское правительство помочь им «сбросить русское ярмо». «Этот эмиссар, – писал канцлер, – имеет достаточно хороший вид и разговаривает со мной довольно приязненно. Все-таки я ему сказал, что я не могу вмешиваться в предложения такого рода; что Ваша Милость также не захочет об этом слышать, пока Вы придерживаетесь мира с Россией; что если вспыхнет война, тогда им придется думать, что нужно сделать, чтобы искать и получить поддержку Вашего Величества».

Вместе с тем Герцберг отмечал, что визитер вызвал у него некоторые сомнения: «Нужно остерегаться, не был ли эмиссар подослан русским двором и послан для зондирования тут почвы, хотя по нему этого не видно». Канцлер просил у короля указаний – следует ли продолжать переговоры?

Ответ монарха последовал на следующий день. «Я полностью разделяю Ваше мнение, – писал Фридрих-Вильгельм, – что не нужно доверять первому встречному, который приходит с планами, подобными тем, о которых Вы упоминаете, – какому-то дворянину из Русской Украины по имени Капнист. Вы, очевидно, ответили ему очень хорошо, что в случае объявления войны надо будет посмотреть, будут ли его соотечественники иметь такие же намерения действовать, как они об этом говорят».

Получив такое распоряжение, Герцберг отказался от дальнейших контактов с «представителем Малороссии» и даже потрудился составить специальный комментарий на сей счет. «Король одобрил ответ, который я дал этому казацкому эмиссару Капнисту, – подчеркивал он. – Я сказал ему, что я не принимаю никакого участия в этом деле и не хочу в него впутываться; что только тогда, когда будет война между Пруссией и Россией, тогда казаки должны будут смотреть, хотят ли они обращаться к королю, но что мне было бы приятнее, если бы ко мне не обращались, так как я не люблю подстрекать недовольных».

Стоит заметить, что ранее канцлер ничего не сообщал о своей нелюбви к подстрекательству и вообще в комментарии его отповедь «Капнисту» представлена в форме категорического отказа, хотя, изложенная в рапорте королю, она больше напоминает уклончивый ответ. Как бы там ни было, на том дело и кончилось. Переговоры не возобновлялись.

Суррогат «доказательств»

Сообщение Дембинского вызвало неуемный восторг у украинских «национально сознательных» деятелей. Особенно у Михаила Грушевского. Хотя имя человека, назвавшегося Капнистом, нигде в документах не фигурировало, а носителей этой фамилии в период, о котором шла речь, насчитывалось несколько (кроме Василия, его старшие братья – Петр и Николай), Михаил Сергеевич ничтоже сумняшеся заявил, что в Берлин ездил «бесспорно не кто иной», как известный писатель Василий Капнист. «Правда, – признавал Грушевский, – с той стороны – каких-то политических протестов – он нам до сих пор неизвестен, но и вообще его роль в обществе тех времен известна нам очень мало».