Загадки истории. Крымское ханство - [83]

В ставку крымского хана неожиданно явились шестеро московских бояр, отчаявшиеся пережить террор, учиняемый Иваном Грозным, и готовых содействовать какому угодно иноземному властителю, лишь бы он помог расправиться с обезумевшим в своей жестокости царем. Они советовали татарам идти прямо на Москву, поскольку защищать столицу некому – страна ослаблена эпидемией и чумой, а большая часть войска брошена на Ливонию. Башуй Сумароков, в частности, утверждал, что: «Против-де, тебя (хана) в собранье людей нет», Кудеяр Тишенков взялся проводить татарское войско к Москве по таким дорогам, на которых вообще нет русских войск: «А будет-де, государь, тебе до Москвы встреча… и ты-де, государь, вели меня казнить».

Действительно, перебежчики выполнили обещание, и вскоре войско крымцев беспрепятственно переправилось через Оку и скорым маршем двинулось в сторону Москвы. Немногочисленные опричные полки были слишком слабы, чтобы противостоять многотысячному войску хана, и Иван IV не грозно, а банально и трусливо бежал из ставки вначале в Александровскую слободу, а оттуда в Ростов. Главнокомандующий князь Иван Бельский попытался было контратаковать татарское войско на марше и «выехал против крымского царя и крымских людей за Москву-реку забил (отбросил) за болото на луг», однако вскоре был ранен и увезен в Кремль. Русское войско осталось без командующего. Крымские всадники разошлись по сторонам, опустошая окрестности и собирая добычу.

3 июня 1571 г. Девлет Герай разбил ставку в селе Коломенском, его сыновья – на Воробьевых горах, откуда открывался хороший обзор на Москву. Не имея артиллерии и осадных орудий, брать город приступом татары не могли, но им и не было это нужно. За последние 50 лет после знаменитого похода Мехмеда Герая Москва разрослась, расползлась далеко за пределы своих укреплений, и ее посады были лакомой добычей татар, налетевших на нее, словно рой насекомых на расплескавшееся сладкое варенье. Крымскому хану было хорошо видно, как тысячи татарских конников, словно муравьи, заструились и тонкими цепочками, и более крупными отрядами вокруг городища – окрестные слободки и хутора подвергались нещадному разграблению.

Вскоре над крышами деревянных зданий то тут то там начали появляться клубы дыма, вырываться высокие столбы огня. И если поначалу с утра стояла тихая и ясная погода, то вскоре налетел ветер, понесший языки пламени по всему городу. Ветер пригнал тучи, однако спасительный ливень все не начинался – раздавался сухой треск распарывавших черные клубящиеся тучи молний, доносились глухие раскаты грома, однако дождь так и не пошел. Картина пылавшего под мрачной сухой грозой города была поистине апокалиптической. Казалось, Москва расплачивается за учиненный в 1552 г. разгром Казани, да и за ужасы учиненной Иваном Грозным опричнины.

Громовой рокот поначалу дополняли зазвонившие по всем звонницам колокола, но вскоре колокольный звон умолк – беспощадный огонь добрался и до колоколен. Некоторое время спустя начали взрываться пороховые погреба, дополняя мрачную картину разрушения и гибели. В двух местах были разрушены даже крепостные стены Кремля и Китай-города.

В огне гибли не только москвичи, но и многочисленные жители пригородов, сбежавшиеся под защиту великокняжеского войска и московских стен с появлением татар, да и сами захватчики, углубившиеся в незнакомые им лабиринты улиц и не успевавшие выбраться из пламени. Бросившиеся к северным воротам города создали на выходе такой затор, что давили друг друга насмерть – «в три ряда шли по головам один другого, и верхние давили тех, которые были под ними». Усиливавшийся ветер создавал хорошую тягу, и вскоре столб пламени, пепла и жара заставил несчастных искать спасения в реке, и даже находившийся на отдалении хан вынужден был немного сместить в сторону свой наблюдательный пункт, с которого открывался великолепный обзор величественного в своем смертном ужасе зрелища. Находившимся же в эпицентре пожара было некуда бежать, и они давили друг друга в крепостных рвах и Москве-реке, которая была забита трупами так, что «мертвых не пронесла». Спасения не было даже в Кремле – раненый и перенесенный туда воевода Бельский «умер от ран и пожарного зною» в подвале своего дома.

За несколько часов Москва выгорела дотла. Как писал летописец, «Москва вся сгорела в три часа. Людей в ней сгорело великое множество». Последующая расчистка пожарища длилась более двух месяцев, город надолго опустел, и властям приходилось специально переселять посадских людей из разных городов в столицу. По сообщениям крымских историков, разграбление Подмосковья и окрестных земель продолжалось сорок дней, а самого хана стали прозывать «взявшим столицу» (Тахт-Алган – «Взявший Престол»). Было разорено 36 русских городов, а Девлет Герай впоследствии бахвалился, что во время похода было истреблено более 60 тысяч гяуров и еще столько же захвачено в плен.

Ввергнутый в ужас сожжением столицы, бежавший царь Иван IV Грозный вынужден был согласиться на выплату крымскому хану ежегодной дани. Надменный хан, уверенный в своих силах и будучи в своем праве, прислал ему в качестве поминок знаменитый татарский нож, говоря тем самым, что он может покончить с собой, и обратился со следующими словами: «Жгу и опустошаю все из-за Казани и Хаджи-Тархана, а богатства всего мира считаю за пыль, надеясь на Божье величие. Я пришел на тебя, сжег твой город, хотел твоего венца и головы, но ты не пришел и не встал против нас, а еще хвалишься, что «Я, дескать, московский государь»! Если б были в тебе стыд и мощь – то ты бы пришел и стоял против нас. Захочешь быть с нами в дружбе – отдай наш юрт, Казань и Хаджи-Тархан. А захочешь казной и деньгами дать нам богатства всего мира – этого нам не надо, желание наше – Казань и Хаджи-Тархан; а дороги в твоей стране я видел и изучил». Издевался над Иваном-царем и политический русский эмигрант той эпохи Андрей Курбский, именуя спрятавшегося царя следующим образом: «Бегун пред врагом и храняка (спрятавшийся беглец. –