Загадки Древней Руси - [36]
А результат таков (рис. 1.4). На месте бывшей пшеворской культуры образовались две культурные общности: более северо-западная, суково-дзедзитская и более юго-западная, пражско-корчакская. Это население будущих Чехии, Словакии, Польши, отчасти — Западной Украины и Белоруссии.
На месте бывшей Черняховской культуры образовалась Пеньковская культура, которая зародилась в северной части пшеворского ареала, но очень быстро разрослась на всю бывшую территорию «черняховцев», включая Нижний Дунай. И если антов, как раннеславянское объединение, и можно было считать частью «черняховцев», то Пеньковская культура точно считается антской. Как единая культура она просуществовала недолго: западная часть ее ареала находилась в слишком тесной, разноэтничной и бурной событиями зоне южной Европы и поэтому распалась на ряд культур другого облика. Восточная же ее часть — это население будущей Южной Украины, отчасти — Молдавии [Седов, 1994, с. 316–318].
Но у Черняховской и пшеворской культур были и более территориально далекие потомки. Они интересны для нас тем, что легли в основу великорусского населения последующих веков. Так, еще с III века н. э. из ареала пшеворской культуры в восточном направлении по зоне южного леса начали двигаться отдельные группы земледельческо-скотоводческого населения. Трудно сказать, что их туда толкало: они ведь шли в земли, заселенные людьми совсем чужих культур и языков. Может быть, они не хотели терпеть германское давление с запада, может быть, искали более свободных, мало заселенных земель.
Так вот, это движение продолжалось и в последующие века. Эти группы «пшеворцев» оседали в разных местах лесной зоны, селились довольно компактными группами, и от них до нашего времени дошли археологические памятники, благодаря которым мы и знаем теперь об этом движении. Самая крайняя восточная точка, которой они достигли — район Самарской Луки на средней Волге. Но и на северном Дону, и кое-где в Приочье они оставили свои следы. Правда, на первых порах они довольно быстро растворялись в местном угро-финском населении, но не бесследно. Смешанное население усваивало принесенные формы керамики и другого инвентаря и начинало заниматься земледелием.
Самый же крупный наплыв на восток произошел во время гуннского нашествия. Тут уж на восток побежали все те, кто уцелели в степной зоне и не захотели уйти с гуннами на запад. Удивительно, но самая крупная группа «черняховцев» оказалась в самой восточной зоне славянской миграции — именно на Средней Волге. Смешавшись с более ранними мигрантами — очевидно, тоже славянами — они довольно плотно заселили там большой район, основав массу поселений и даже укрепленных городищ. Все эти археологические памятники называются именьковской культурой. Она выглядит как типичная раннеславянская, но живущая в отрыве от остального славянского ареала. И вообще, она довольно странно появилась и также странно исчезла: в VII веке, когда вверх по Волге начали двигаться из степи тюркские кочевники — болгары, большая часть именьковских поселений опустела. Народ снова бежал, но на сей раз на запад, и опять по южному лесу. При этом он не исчез бесследно. В. В. Седов считает, что он осел на обширной территории днепровского левобережья, по многочисленным днепровским притокам, положив начало предкам славян-великороссов, чьи памятники образуют волынцевскую культуру. Причем на сей раз пришельцы с Волги попали в этнически родственную, славянскую среду: на левых притоках Днепра в VII–VIII веках жили люди Пеньковской же культуры, ассимилировавшие местное балтское население за прошедшие полтора-два века [Седов, 1994, с. 307–315].
А дальше начинается время самое для нас интересное. На обширных землях от Днепра на восток, через верховья Северского Донца и до верховьев Дона на востоке, по бассейну Оки на севере, стали распространяться «культурные потомки» волынцевской культуры — ромейская, боршевская и окская культуры. Время их формирования и жизни — VIII — начало X века. Это типично славянские культуры — и по домостроению (все те же квадратные полуземлянки с очагом или глиняной печью в углу и двускатной соломенной крышей, которым уж тысяча лет), и по керамике, и по бытовым вещам и украшениям, и по хозяйству. И они очень быстро ассимилировали местное население — остатки балтов на верхнем и среднем днепровском левобережье и финнов окского бассейна.
Любопытный и, пожалуй, загадочный момент связан с этой ассимиляцией. Дело в том, что финские культуры лесной полосы на Верхневолжье и в окском бассейне хорошо известны, благо хронологически они везде предшествуют, а иногда археологически и прямо «подстилают» раннерусские памятники: это в основном мощинская и дьяковская культуры. Так вот, до прихода сюда славянского населения люди этих культур — природные охотники-рыболовы и отчасти примитивные земледельцы — жили в основном на укрепленных городищах и на мелких стоянках. А с приходом абсолютно этнически и хозяйственно чуждого им народа жизнь в этих городищах прекратилась. Смешанное население начало жить в открытых селениях довольно крупных размеров и заниматься земледелием и скотоводством, не забывая, впрочем, и охоту с рыбалкой. И ничего страшного, никто никого не грабил, не убивал, все были при деле! На наш взгляд, не очень понятно, как это получилось. Что, наступило всеобщее замирение?
