Загадка седьмого кессона - [4]

- Людочка, как бы Вам сказать... - лихорадочно затягивал он не решение, но ответ, - я, понимаете, заболел СПИДом, и мне нельзя появляться на работе. Я знаю, Слава мою подпись умеет подделывать - пусть он за меня распишется в заявлении по собственному... Вы уж постарайтесь побыстрее оформить... А на мое место Преображенского поставьте - он его днем и ночью видит.

Заахала Людочка - славная девочка, пусть и с перламутровыми коготками, но Семен ее уже не слышал.

Был он уже далеко, и синим огнем мосты за ним запылали... Решительным человеком оказался Семен, проснулись в нем какие-то устои и впервые его потянуло к старой, преданной фамилии.

На минуту забежал он в гараж, где стоял его новый "Жигуленок". Не собирался Семен на нем ездить, пока антирадар не поставит, да теперь уже было все равно - поехали, милый!

Прямо на работу помчался он к своему знакомому книжнику, схватил его и - как будто за ними собаки гонятся - примчал к нему домой, где сунул тому в зубы полторы тысячи задатка и нагрузил машину религиозной литературой.

Книжник задаток брать не хотел: как не стыдно, мы же - интеллигентные люди, потом рассчитаемся! Но Семен его заставил задаток взять - мало ли что потом случится.

Накупил Семен сухарей, телефон из розетки выдернул, и звонок - тоже. Если милиция беспокоиться станет - пусть дверь ломает, только не должна она - милиция...

Выключил Семен верхний свет, поставил на стол малый светильник и засел за книги - понимал он, что единственный смысл высшего образования: привычка с книгой работать.

...За это время погода три раза тепло на холод меняла, ломая биоритмы труженикам опасных профессий, и несколько раз светильник со стола на пол падал - лампочка в нем всякий раз разбивалась, каждый раз Семена сильно пугая...

И нашел, нашел-таки Семен жемчужное зерно в этой пыльной груде, выискал воспаленными глазами - что про него, Семена, в этих книгах пишут.

Оказалось, что счастье это неизбывное, великое сострадание к миру живому, который без него уже который год совсем доходит, это понимание, что ты - это все, а все - это ты, в христианстве называется благодать, в буддизме - сатори, в исламе - марифат. Вот только не нашел Семен, как такое состояние у алеутов называется или в индейском жилище фигвам, но больше того, что он нашел, его уже ничего не интересовало.

А достигают такого состояния бескорыстным служением людям, убийством своего эгоизма, аскетизмом, голоданием.

И словно подменили Семена...

...Сквозь выплавленный на малое время, исчезающий иллюминатор смотрел на круг своей жизни Семен, на свою восемнадцатилетнюю маяту в стране милосердия и сострадания, и задыхался, и плакал, как тогда, в метро, потому что за все эти годы не смог он, в общем-то, по-настоящему помочь ни единой живой душе - ни в Молдавии, куда он бросился работать за харчи сразу после дивного своего открытия, ни в других городах и весях... казалось бы, огромная территория - шестая часть чего-то там - была доступна ему, а вот поди ты, не было ему нигде места...

А стройка спала.

Ночь покрутилась-покрутилась вокруг гигантского котлована, похожего на цыганский табор, и решила уходить - все равно у этих ребят ей ничего не отломится!

Рассветало толчками.

Толчки были мягкие, но мощные, со все нарастающим размахом, пульс природы пошел вразнос - взбесившийся часовой механизм - и Петру Ивановичу Подболотову казалось во сне, что кто-то несобранный размашисто подключает к нагрузке один энергетический агрегат за другим. Из серо-черного кошачьего мрака, как будто со дна морского, всплывали, проявлялись то здесь, то там белые округлые предметы. В Батавии это походило бы на сексуальную игру космических сил, но в этом суровом краю не хватало витаминов для простого продолжения рода, поэтому сексуальные игры были отменены.

Свет ударил сквозняком, последнее стремительное ускорение духа подхватило Петра Ивановича, он задергался, закричал что-то жалобное, окончательно проснулся и к душевному облегчению признал в подозрительных предметах монтажную всячину, занесенную снегом.

И тут раздался стук в дверь.

Позднее, когда придет пора разбираться во всей этой истории, чтобы раздать по заслугам синяки и шишки, все заинтересованные стороны, словно сговорившись, примутся танцевать именно от этого стука, как будто именно он явился причиной последующих невероятных событий. Но это не так. Все началось пол-года или пол-века тому назад, а вернее всего искать эту первопричину как можно дальше и глубже - например, в затонувших городах Атлантиды, где она, запорошенная временем, возможно, и сейчас валяется на какой-нибудь полке в обнимку с Надеждой на Завтрашний День.

Итак, послышался стук в дверь, потом она приоткрылась, и сквозь клубящийся мороз в верхний угол просунулся совсем уж противоестественный в этих местах предмет - голый череп, такой круглый и полированный, как будто злые подземные воды толкали, мытарили его с мамонтовых времен и наконец выкатили - вот вам, Петр Иванович, информация к размышлению!

Однако, голубенькие глазки черепа светились младенческой мудростью не мог он быть таким древним, не мог, поэтому Подболотов спохватился: ошибся со сна, черт попутал, и сказал: