Загадка - [3]

— Вы считаете, что кто-то из Найев сошел с ума и убрал лестницу, пока все плавали вокруг яхты? — скептически спрашивает Литературовед.

— Мы рассматриваем все возможности, — отвечает Следователь.

— И что же, по-вашему, стало с оставшимся на борту, если он в самом деле решил убить всю семью?

— В этом и вся загадка, — говорит Поэт-Криминолог. — Скажите, поскольку вы их хорошо знали, был ли кто-то из них до такой степени ненормален, чтобы покончить с собой после убийства всей семьи?

— Мне кажется, — после некоторого размышления отвечает Литературовед, — что в каждом из них жило это желание. Да, все они играли с этим ужасным желанием. Но ни один из них, по моему мнению, не был способен его осуществить.

— На земле, в чем я не сомневаюсь, — говорит Следователь, — но не в море, где невозможное становится возможным. Недавно мы с моим другом Криминологом расследовали причины ужасного кораблекрушения, в котором погибло восемьсот человек. И по мере обнаружения новых неожиданных фактов так увлеклись игрой, что вообще забыли о жертвах. Нас занимала только игра. Та игра, какой является всякое расследование.

— Один французский поэт писал: «Муха сейчас не может думать. Какой-то человек жужжит ей в уши». Может, мы мухи? Однако мы все-таки не мухи, в которых играем, чтобы не думать. Интересно, как выглядит мозг ненормальной мухи? Ведь есть же наверняка ненормальные мухи, поскольку есть множество людей, воображающих себя нормальными мухами.

— Опять вы с вашими парадоксами! — восклицает Следователь и, призывая Литературоведа в свидетели, продолжает: — Вы вряд ли найдете где-либо еще такого необычного собеседника, как мой друг Криминолог, с таким классическим умом, вышедшего словно из восемнадцатого века, если судить по его манере играть с глубокими мыслями и создавать впечатление, будто они только что пришли ему в голову. На самом деле любое расследование требует любви к игре. На этом пароме, затонувшем на глубине девяносто метров, произошло нечто вроде чуда, которое объясняется элементарной физикой. Двум мужчинам удалось выжить в одном из воздушных карманов, которые обычно образуются в железных кубриках, где находится экипаж. К счастью, паром не лег на дно. Он встал прямо, с широко открытым большим люком, похожим на зияющую пасть кита. И через этот люк нашим водолазам удалось проникнуть вовнутрь. Представьте их удивление, когда, поднявшись на высоту кубрика, они услышали удары — удары регулярные и даже ритмичные. Никакого сомнения, кто-то ритмично стучал по жестяным переборкам парома. Один из водолазов сразу же проскользнул внутрь кубрика. Там образовался большой воздушный карман, а на высокой кушетке, скрючившись, сидели два негра, тайно проникшие на борт. Они прижимались друг к другу, стуча зубами, не понимая, почему столько времени находятся в темноте и по пояс в воде. После многочисленных усилий нашим водолазам удалось спустить необходимое снаряжение и объяснить неграм, что они оказались пленниками затонувшего парома и теперь им нужно соблюсти все меры предосторожности, чтобы подняться на поверхность. Помните, — спрашивает Следователь Криминолога, — этих двух несчастных, полумертвых от страха и холода?

— О, конечно! Мы находились на палубе судна, предоставленного в наше распоряжение одной крупной нефтяной компанией, когда эти двое были извлечены из кессона. Кроме невероятного страха, — честно сказать, мы тоже перепугались, — от которого они, по словам водолазов, дрожали даже больше, чем когда находились в воде, в целом оба были в порядке. А несколько часов спустя они уже со смехом поглощали обильный обед и впоследствии очень быстро оправились от столь тяжкого потрясения.

— А знаете, что их спасло? Непреодолимая и такая по-человечески понятная страсть к игре.

— Не понимаю, говорит Литературовед.

— Все очень просто. Оказавшись в кромешной темноте, они начали регулярно стучать по переборке кубрика. И постепенно этот стук превратился почти в музыкальный ритм. Именно эти синкопические ритмы, приглушенные толщиной и плотностью вод, с удивлением и услышали наши водолазы. То есть, наполовину затопленные и уверенные в ужасной смерти, эти два негра превратили в игру свои гипотетические призывы о помощи, — продолжил Следователь. — Видите ли, когда мы осматривали корпус «Урана», то ужасно поразились странным знакам, которые нацарапал драгоценным кольцом один из отчаявшихся перед смертью. Любовно покрытая лаком корма — и кровавые царапины, скрывающие странное послание. Вы их увидите, как только сделают увеличенные снимки этих знаков.

— Это похоже на то, как приговоренные к смерти, лишившись всякой надежды, оставляют на тюремных стенах какие-нибудь следы, — говорит Поэт-Криминолог. — Известно, что перед тем, как быть «гуманно» усыпленным с помощью укола или электрошока, человек испытывает непреодолимое желание поиграть с символами, предложив будущим шифровальщикам загадку в виде последнего знака осужденного на смерть.

— Поиграть, вы действительно так считаете? — спрашивает Литературовед.

— Да. Поиграть — значит заинтриговать мир, который будет жить без тебя. Это похоже на игру в страшилки, когда дети пугают самих себя. Только в данном случае приговоренный к смерти пытается испугать других. А как иначе объяснить эти странные знаки на борту яхты?