Загадка Лаудуотера - [53]

Когда Оливия вошла в свою гостиную, Элизабет и Джеймс Хатчингс подошли к задней двери замка. Элизабет не попрощалась с ним сразу, и намеренно — она задержалась, чтобы поговорить с ним и чтобы другие слуги могли ясно понять, что ее отношение к нему окончательно определилось.

Но в конце концов Элизабет протянула ему руку и сказала:

— Мне нужно идти к ее светлости, иначе она будет ждать меня.

Джеймс Хатчингс оглянулся и, решив, что препятствий нет, обнял и поцеловал ее, а затем хрипло произнес:

— Ты просто ангел-хранитель, Лиззи, и у тебя больше здравого смысла в одном мизинце, чем во всей моей дурной голове. Я чувствую себя другим человеком, и все же я буду держаться от них подальше.

— Конечно, будешь, Джим, — ответила Элизабет, открывая дверь.

— Господи, как бы я хотел войти с тобой — обратно в мой старый дом! Я бы видел тебя большую часть времени, — с тоской сказал Джеймс.

Элизабет остановилась, вспыхнув, и взглянула на него с внезапно воодушевленным выражением. Когда Джеймс произнес эти слова, ей пришла в голову замечательная мысль.

— Подожди немного, Джим. Подожди, пока я не вернусь, — наказала она с взволнованной торопливостью и, оставив дверь открытой, быстро направилась по коридору.

Элизабет поспешила в свою комнату, сняла шляпку и отправилась к Оливии. Она обнаружила ее в гостиной, просматривающей вечернюю газету, чтобы узнать, не стал ли известен какой-то новый факт, связанный с убийством.

— С вашего позволения, ваша светлость, Джеймс Хатчингс пришел спросить, желает ли ваша светлость, чтобы он вернулся на какое-то время, пока вы не подыщете другого дворецкого, — сказала Элизабет, немного задыхаясь от волнения.

Оливия посмотрела на раскрасневшееся, взволнованное и полное надежды лицо Элизабет и улыбнулась.

— Что же, вы с Джеймсом помирились, Элизабет? — поинтересовалась она.

— Да, миледи, — ответила Элизабет, и румянец на ее щеках запылал еще сильнее.

— Тогда иди и скажи, чтобы он непременно возвращался, — заявила Оливия.

— Благодарю вас, миледи, — воскликнула Элизабет с искренней благодарностью и выбежала из комнаты.

Оливия улыбнулась, а затем вздохнула. Было приятно доставить Элизабет столь очевидное удовольствие. Ей не приходило в голову, что Элизабет и Джеймс Хатчингс находились под тем же напряжением из-за страха и тревоги, что и она сама, и что она оказала им большую услугу в их несчастье. Ведь Элизабет понимала, что возвращение Джеймса Хатчингса на его прежнюю должность заставит досужих болтунов замолчать.

Джеймс Хатчингс был ошеломлен, узнав эту новость, и уставился на Элизабет с открытым ртом.

— Поторопись, Джим. Возьми свои вещи и возвращайся вовремя, чтобы прислуживать ее светлости за ужином.

Джеймс Хатчингс вышел из оцепенения и, запинаясь, выговорил:

— Боже, Л-л-лиззи, завтра ты должна позволить мне о-объявить о нашей п-помолвке.

— Иди же! — воскликнула Элизабет, топнув ногой. — Мы можем поговорить об этом позже.

* * *

Когда Оливия вернулась после купания, она послала Элизабет сказать Холлоуэю, что этим вечером будет ужинать с мистером Флексеном и мистером Мэнли. У нее возникло внезапное желание получше рассмотреть мистера Флексена, чтобы понять, насколько серьезный он противник.

Мистер Флексен был несколько удивлен, узнав об этом, но затем, с учетом отношений, в каких Оливия находилась со своим мужем, расценил это как вполне естественный поступок. В конце концов, она не была женщиной среднего класса, обязанной делать вид, что горюет об исключительно угрюмом задире. Кроме того, он был доволен: поужинать с таким очаровательным существом, как Оливия, было приятным и вдохновляющим времяпрепровождением. За этот вечер он может прийти к решению своей проблемы. К тому же, будет странно, если он не получит дополнительную, ценную информацию о характере Оливии.

Мистер Флексен был еще более удивлен, обнаружив Джеймса Хатчингса, все еще довольно бледного и изможденного, но достаточно спокойного и владеющего собой, который надзирал за прислуживающими за ужином Уилкинсом и Холлоуэем. Кроме того, ему понравилось то, как тот говорил с Оливией и смотрел на нее. На взгляд мистера Флексена, у Джеймса Хатчингса был вид по-настоящему преданного пса, и он был склонен изменить свое мнение о нем к лучшему.

Очевидно, Оливия тоже узнала, что о Хатчингсе стали болтать, и решила таким способом проверить эти сплетни. Это был великодушный поступок. В то же время он вполне мог поверить в то, что Оливия могла — конечно, бессознательно — быть на стороне убийцы такого мужа, какой был у нее.

Благодаря неоценимому чувству уместности мистера Мэнли по поводу ужина не было ограничений. Он решил, что они — три светских человека, ужинающие вместе, и тот факт, что три дня назад в доме произошло убийство, а утром были похороны, не должен нарушить их надлежащую невозмутимость. В то же время приличия должны быть соблюдены — за столом не должно быть никакого смеха.

Поэтому мистер Мэнли взял разговор в свои руки и продолжать держать его нить в своих руках. Мистер Флексен был несколько удивлен тому умению, с которым он это проделывал; снова и снова он чувствовал, будто лично он проделывал трюки на ослабленном канате, но благодаря мистеру Мэнли ему не грозило падение. Они говорили на общие темы, к которым прибегают люди, у которых нет широкого круга общих знакомых. Все трое с полной солидарностью ругали политиков, с той же солидарностью ругали британскую драму и с не меньшей солидарностью ругали кубистов, вортицистов и новых поэтов. У мистера Флексена было странное чувство, что они вели себя с полнейшей естественностью и приличием, что по-настоящему их занимали политики, британская драма, кубисты, вортицисты и новые поэты, а вовсе не судьба убийцы покойного лорда Лаудуотера. Через некоторое время он обнаружил, что действительно соперничает с мистером Мэнли в попытке показать себя как человека по меньшей мере с теми же проницательностью и интеллектом.