Загадка Иисуса - [18]

Шрифт
Интервал

.

Резюмируем: евангелие от Марка не является историческим документом. Это вольный сказочный комментарий к библейским текстам и духовным воспоминаниям, на которых основывалась христианская вера. Оно преподносит их в связной и привлекательной форме, использовав традиционные вольности иудейской легенды, благочестивой и гораздой, на выдумки «хаггады». Если оно и привлекает немного исторического материала, то оно делает это косвенно и на втором плане, изменяя и преображая этот материал.

Иудеи изощрились в «мидраше», который является образным объяснением, чистейшей, правда, остроумной сказкой, призванной популяризовать, сделать доступной ту или иную моральную истину. Для них рассказ является одним из тысячи ликов идеи. Здесь и кроется основное недоразумение, возникающее между их и нашим пониманием. Наш тяжеловесный западный разум принимает всерьез какую-нибудь историю лишь в том случае, если он верит, что она произошла в самом материальном смысле слова. Нам хочется, чтобы ядром легенды был факт, тогда как для иудея этим ядром является идея. Руфь, Иона, Эсфирь, Юдифь, являются «мидрашим» столь свежего цвета и трезвого тона, что мы позволяем себе вдаться в обман. Точно так яге и евангелие Марка является «мидраш» на тему христианской мистерии.

Целью этого евангелия является не установление исторических дат и моментов, а изложение мистерии сына божия, умершего за нас. Это евангелие показывает, как излагалась указанная мистерия в Риме во времена Домициана, точно так же, как «Откровение» показывает манеру эфесян в ту же эпоху. Два этих сочинения, столь разные по виду, имеют по существу один и тот же объект и одинаковый метод. Они касаются сверхъестественного — существа, которым они внушены.

Автор «Откровения» является гордым аристократом, могучим поэтом, пламенным духовидцем: у него чрезвычайно сильный полет. Автор евангелия является обыденным катехистом (учителем веры), дюжинным писателем без стиля, без парения, очень ограниченным, но умеющим рассказывать кругло и волнующе; общительным и умеющим захватить читателя. Оба они в мену своих средств рисуют, как они его видят, господа Иисуса, при чем один это делает молниевидными мазками, как пророк-энтузиаст, другой мелкими и многочисленными деталями и штрихами, как усердный рассказчик. Ни от того, ни от другого не следует требовать будничной и банальной исторической информации.

Остальные евангелия не могут нас долго задержать. Они похожи на Марка, которого они продолжают, чью благую весть они перерабатывают и подкрашивают.

Матфей и Лука в повествовательной части примыкают к Марку, при чем каждый выправляет его в меру своего литературного темперамент. То произвольное обращение, которое мы обнаруживаем у них в отношении материальных фактов, отлично свидетельствует, что в «благой вести» считаются не с фактами, а с религиозной истиной. Под мнимыми фактами у Матфея наивно просвечивают священные тексты, исполнением которых, согласно Матфею, и порождением которых в действительности эти мнимые факты являются. Как одним ученым было сказано[92], в ветхом завете пророчества сделаны подстать к событиям, в новом же завете, напротив, события сфабрикованы по образу пророчеств.

Матфей и Лука прибавляют к Марку, каждый на свой манер, легенду о рождении мессии. Они используют сборники пророчеств и притч, которыми пренебрег Марк. Многие из этих «речений господних» имеют очень высокую религиозную и поэтическую ценность. Однако, в отношении некоторых из них ясно видно, а в отношении всех легко угадывается, что это — оракулы Иисуса, произнесенные «в духе», христианскими пророками.

Четвертое евангелие показывает, как в Эфесе сумели обработать грубое римское сочинение. Оно имеет все качества, которых недостает Марку, блеск, стиль, поэзию и размах. Оно является шедевром того жанра, зачатком которого был Марк. Его богословская глубина почти равна богословской глубине послания Павла. Однако, богословие занимает здесь слишком много места для того, чтобы стоило проверять с точки зрения исторической все изменения, которые оно внесло в рамки и содержание Маркова евангелия.

Евангелие Петра представлено лишь одним отрывком, вся оригинальность которого заключается в совершенно фантастическом видении воскресения Иисуса[93].

Иудео-христианские евангелия и евангелие египтян известны лишь в ненадежных осколках[94] Евангелия детства являются лишь безвкусными и запоздалыми маленькими романами[95].

Мы перелистали историческое «дело» Иисуса. Оно не содержит ни одного клочка, ни одной детали, которые удовлетворяли бы требованиям самой снисходительной исторической критики. Все проверив, все хорошенько взвесив, серьезный и холодный историк должен вынести отрицательный приговор.

Иисус неизвестен, как историческая личность. Он мог жить, раз миллиарды людей могли жить, не оставив никакого заметного следа в своей жизни. Это — простая возможность, которая в качестве таковой и должна обсуждаться.

Недостаточно сказать вместе с некоторыми критиками: мы не знаем ничего о нем, кроме того, что он существовал. Следует смело сказать: мы не знаем даже, существовал ли он.