Загадка Иисуса - [17]
Но уже «камень был отвергнут строителем»[63]. Преданный одним из своих мессия может сказать: «Идущий со мною хлеб поднял на меня пяту свою»[64]. Все покидают его в тот момент, когда его ждет удар: «поражу пастыря и рассеются овцы»[65]. Он стенает: «Душа моя скорбит смертельно»[66].
Вот он такой, каким его рисует Исаия: «Муж скорбей, презираемый всеми, которого не ставили ни во что… Изъязвленный за грехи наши и мучимый за беззакония наши, он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст своих»[67]. Смерть его имеет таинственную связь со смертью пасхального агнца, ибо «как овца, он был ведь на заклание»[68]. Он был сопричтен к преступникам[69]. Ценой его смерти освобождают злодеев[70].
А вот и его казнь, которую описывает псалом 21. Он восклицает: «Боже мой! Боже мой! Для чего ты оставил меня?»[71]. Его одежды делят, о них бросают жребий[72]. Он столбован или вернее распят, ибо он «пронзен»[73]. «Плоть его пронзена гвоздями»[74], «Ему пронзили руки и ноги»[75]. Все видящие его смеются над ним и качают головой[76].
Когда он умер, ему дают гроб богатого[77]. Его оплакивают: «Воззрят на того, которого пронзили, и будут рыдать о нем, как о возлюбленном, и скорбеть, как скорбят о первенце[78]. И после трех дней по пророчеству Ионы[79] он воскресает, ибо «ты не оставишь души моей в аде и не дашь святому твоему видеть тление»[80].
Марку во второй части своего сочинения оставалось только претворить в трогательный рассказ материал, данный писаниями, столь богатый священным ужасом, драматическими образами, эмоциями й рыданиями. Он очень мало нуждается в подтверждении и дополнениях. Фантастического истолкования священных текстов вполне достаточно.
Однако, для того, чтобы согласовать две части своего евангелия, Марк должен был низвести на землю всю драму спасения, которая у Павла витала где-то вне времени, в небесных видениях, в каких-то безграничных мистических сферах, не носящих следов ни времени, ни места. Точно так же, как он сублимировал[81] в рамках благой вести воспоминания Петра, он теперь наделяет свою благую весть определенными данными места и времени. Таким образом, была создана какая-то неопределенная историческая среда, которая одинаково вмещает и анекдот и богословие.
Второй псалом говорил о том, что цари земли восстали против мессии. Кто эти цари? Марк выводит их из поэтического тумана и без колебания называет их: тетрарх Ирод, который повелел убить Иоанна Крестителя, и Понтий Пилат, жестокости которого в отношении иудеев приобрели легендарный характер. Здесь есть нововведение. У Павла смерть мессии была богословской драмой, все действующие лица которой носили сверхъестественный характер. Господ славы был распят «князьями века сего», т. е. сатаной и его ангелами[82].
Под исторической маскировкой вторая часть Маркова евангелия сохраняет общие черты образа мессии, четко набросанные псалмами и пророчествами. Она кажется даже слаженной на манер ритуальных молитвословий. В четком делении рассказа о страстях на отдельные дни, от вечера до вечера, чувствуется влияние развитого богослужения подлинной страстной недели[83].
К священным текстам древних пророков евангелист присоединяет, как нечто вполне законное, несколько видений новых пророков. Агония в Гефсимании, о которой никем не могло быть сообщено, была, по-видимому, продуктом интуитивного видения, основанного на тексте: «душа моя скорбит смертельно». Установление трапезы господней, которое у Павла является видением, дарованным самим господом[84], у Марка фигурирует в повествовательном виде.
Очень мало места остается для исторических отзвуков. Однако, процесс Стефана в синедрионе был, повидимому, трансформирован в процесс Иисуса пред этими же судьями. В глазах верующего сам Иисус подвергся преследованию и осуждению в лице Стефана.
Против Стефана были выставлены лжесвидетели: «Мы слышали, как он говорил, что Иисус-Назорей разрушит это место» (храм)[85]).
Лжесвидетели дают показания и против Иисуса: «Мы слышали, как он говорил: «Я разрушу храм сей рукотворный»[86].
Стефан, «будучи исполнен духа святого, воззрев на небо, увидел славу божию Иисуса, стоящего одесную бога, и сказал: вот я вижу небеса отверстые и сына человеческого, стоящего одесную бога. Но они, закричавши громким голосом, затыкали уши свои и единодушно устремились на него»[87].
Иисус менее естественно «сказал первосвященникам: Я (мессия, сын божий). И вы увидите сына человеческого сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных. Тогда первосвященник, разодрав одежды свои, сказал: На что нам еще свидетели?… Они же все признали его повинным смерти»[88].
Другой евангелист вложит в уста Иисуса на кресте две фразы, о которых сообщалось в связи со смертью Стефана: «Господи, прими дух мой. — Господи не вмени им греха сего»[89]. Стефан был первым, который понес в теле своем, как говорит Павел, «мертвость господа Иисуса»[90]. Смерть Стефана была великим трагическим событием первых христианских времен. Именно эта смерть и наделила своими чертами мистическую смерть Иисуса. Быть может, на процессе Стефана Петр и отрекся от Иисуса. Ибо после осуждения Стефана мы видим эллинских христиан насильственно рассеянными, тогда как Петр и апостолы спокойно остаются в Иерусалиме