Загадка Иисуса - [13]

Шрифт
Интервал

и раввином Трифоном в крытой галлерее, в Ефесе, Трифон просто говорит: «Вы следуете пустой болтовне, пустым слухам: вы сами себе создали своего мессию»[30]. В ответ на это Юстин пытается ему доказать существование мессии и Иисуса. Он, однако, отнюдь не опирается на свидетельство истории или даже евангелия, он просто ссылается на свидетельство псалмопевцев и пророков, на ветхий завет.

Иудеи не больше римлян или греков знали об историческом Иисусе. Они никогда не называли его его еврейским именем «Иегошуя», как они это сделали бы в отношении кого-либо из своих. Они называют его всегда его греческим именем Иешу (Иисус). Это свидетельствует о том, что они знали его лишь из христианских, книг, составленных на греческом языке.

IV. М а р к

Нам, значит, приходится черпать все наши знания об Иисусе из христианских источников. Нельзя сказать, чтобы для установления твердых фактов это было благоприятным положением.

Христиане никогда не становились на точку зрения критического Историка. Они и не в состоянии это сделать. Для них представление о начатках веры является частью самой веры. Они осознают и представляют себе в Иисусе лишь воплотившегося бога, который явился на землю принести спасение людям. Никогда христиане не представляли себе Иисуса, как простое человеческое существо. К их видению Иисуса всегда примешивалось богословие в такой степени, что позволительно задать себе вопрос, не состоит ли целиком их представление об Иисусе из богословских элементов. Луази правильно сказал: «То, что обычно называют евангельской историей, является гораздо меньше историей Иисуса, чем поэмой об искуплении через Христа»[31]. Историк должен быть постоянно на чеку, чтобы не превратить в свидетельство истории того, что является свидетельством веры.

Можно было бы, по крайней мере, надеяться, что мы натолкнемся не на бедность, а на чрезмерное богатство свидетельств. Однако, при близком рассмотрении этих свидетельств оказывается немного, а при еще более близком. их оказывается совсем мало.

Если Иисус, рассматриваемый, как бог, послужил вдохновителем целого океана литературы, который в огромной мере превосходит «море» Талмуда, то Иисус, осознаваемый, как историческая личность, служит объектом лишь небольшого количества писаний, получивших название евангелий, из которых христиане удержали лишь четыре для литургического (богослужебного) чтения. Они не относятся к первому веку христианства. Самые древние из них на целых двадцать лет, по крайней мере, моложе посланий Павла, в которых Иисус отнюдь не фигурирует в качестве исторической личности.

Одно из четырех евангелий является главным источником для двух других: обычно предполагают, что евангелия от Матфея и Луки в главной части своего рассказа зависят от евангелия, носящего имя Марка. По отношению к последнему первые два являются вторичными, производными. Что касается последнего евангелия, носящего имя Иоанна, то оно является наиболее богословским из всех, его богословский характер столь очевиден, что, самый снисходительный историк оказывается озадаченным, имея о ним дело. Таким образом, загадка Иисуса сводится для критиков к вопросу: является ли евангелие от Марка историческим документом?

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, следует определить сначала, за что это сочинение себя выдает.

Оно не выдает себя ни за историю, ни за летопись, ни за рассказ, ни за биографию. Оно озаглавлено, как евангелие, как благая весть. Автор в заголовке ставит: «Начало евангелия Иисуса христа, сына божия», т. е. благой вести об Иисусе христе, сыне божием. Сейчас же, без всяких переходов, не называя никакого исторического источника, автор открывает свою библию или вернее свой небольшой сборник библейских цитат и берет текст из Малахии, приписанный им по ошибке Исайе. Это отнюдь не соответствует манере обычного историка. Какое-либо объяснение отсутствует. Предполагается, что читатель знает смысл выражения «евангелие» (благая весть), которое уже давно должно было быть в ходу в христианских собраниях (церквах).

Это — мистическое слово, употребляющееся для обозначения мистической вещи и при том вещи специфически христианской. Выражение это происходит из греческой библии. Оно извлечено из некоторых пророческих отрывков, истолкованных в новом и вольном смысле.

У Исайи немного выше знаменитой LIII главы о страданиях слуги господня, немного выше того текста, над которым больше всего размышляли христиане, имеются следующие поэтические слова: «Как прекрасны на горах ноги тех, которые приносят благую весть о радостях»[32].

Кто такие эти добрые благовестники? Мы, отвечает Павел, мы, которые возвращаем христа (мессию) Иисуса[33]. А о чем гласит благая весть? Как раз о том, что следует в LIII главе Исайи: об искупительных страданиях, о смерти и воскресении слуги господня. В слове благая весть (или евангелие) нет ничего, что позволило бы предполагать исторический рассказ.

Понимаемая, так благая весть, названная также тайной[34], повсюду у Павла фигурирует на первом плане. Она не является ни историческим воспоминанием, ни философским учением, а откровением бога. Она познается лишь мистическими путями. Она есть «та благая весть, которую бог обещал прежде через своих пророков, в святых писаниях о сыне своем»