Загадка гибели линкора «Новороссийск» - [22]

Так и не освободившись от интуитивного недоверия к информации, приведенной Степаном Бабенко в своих воспоминаниях, мы попытались их «разбавить», или, быть может, наоборот, — «насытить» воспоминаниями еще одного участника событий, — командира аварийной партии с крейсера «Молотов» — Виталия Говорова. В отличие от Бабенко, Говоров не был обременен теми сдерживающими факторами, что не позволили Степану Григорьевичу быть до конца откровенным перед собой, перед бывшими начальниками, и главное — перед памятью погибших сослуживцев. Мы же оставляем за собой право верить тому, кому интуитивно больше доверяем.

В нашем распоряжении имеются воспоминания бывшего начальника разведки штаба эскадры А. Вышлецова, напечатанные 15 марта 1996 года во «Флаге Родины».

Воспоминания Вышлецова представляют особый интерес потому, что описывают события, последовавшие сразу же за катастрофой линкора, и позволяют представить обстановку рядом с перевернувшимся линкором и в районах сбора членов экипажа на берегу.

«…28 октября штаб эскадры вечером перешел с крейсера “Фрунзе ” на линкор “Новороссийск ”. Я занес свои вещи в каюту линкора и ушел в город повидаться с семьей, которую я не видел около месяца, так как корабли эскадры находились в плавании у берегов Кавказа. 29 октября мы на линкоре “Новороссийск ” должны были следовать в Новороссийск для замены боеприпасов главного калибра…»

Ранее имевшаяся информация позволяла нам утверждать, что более месяца линкор находился в заводе, где кроме всего прочего производился монтаж дифферентовочной системы. Монтаж этого, столь важного для обеспечения живучести корабля, оборудования не был завершен из-за приказа Главного штаба ВМФ — срочно ввести корабль в строй для последующего выполнения задач в море в качестве флагманского корабля эскадры. Затем, когда эти задачи были выполнены, командование эскадры сочло возможным отправить в отпуск командира корабля… В очередной отпуск был отправлен командир БЧ-5, перенесший операцию осложненного аппендицита, и командиры БЧ-2 и БЧ-4, не отгулявшие отпуска за 1955 год. Линкору же предстояло, действуя по отдельному плану, выполнять плановые задачи боевой подготовки. Что мы и наблюдали на выходе «Новороссийска» в море 28 октября. Так, из воспоминаний командира дивизиона универсального калибра Якова Либермана нам известно, что, успешно выполнив с утра стрельбу № 13, весь оставшийся световой день линкор отрабатывал маневренные элементы на мерной линии. Несколько неожиданно в воспоминаниях бывшего начальника разведки эскадры Вышлецова прошла информация о том, что 29 октября планировался переход линкора в Новороссийск для «замены боезапасов главного калибра». Казалось бы, при чем здесь Новороссийск, когда сменный боезапас для артиллерии главного калибра линкора находился на площадках хранения в арсенале Сухарной балки. И вдруг — эта информация… Несколько напрягая память, вспоминаем, что бывший командир дивизиона главного калибра Марченко упоминал о том, что 24 и 25 октября на линкоре производилась перегрузочные работы с боезапасом главного калибра. Спрашивается: почему бы не выгрузить оставшийся в погребах боезапас в том же Севастопольском арсенале?

Последняя информация о планировавшемся переходе в район Новороссийска для выгрузки части боезапаса в Геленджикском арсенале давала повод различным домыслам — вплоть до загрузки на линкор специальных боезапасов для артиллерии главного калибра.

На протяжении всего шестилетнего срока эксплуатации линкора боезапас артиллерии главного калибра вызывал повышенную тревогу специалистов и требовал повышенного внимания. К тому были особые причины. При убытии из Торонто уже изначально возникал ряд вопросов по надежности, а точнее — по безопасности 320-мм боезапаса. Заряды и снаряды 320-мм калибра, загруженные в погреба линкора, были разных «партий» с разными годами изготовления. Так, выясняется, что самые «старые» заряды имели маркировку 1928 года. И даже при этом итальянцы, готовя линкор к передаче советской стороне, не догрузили 90 снарядов. По воспоминаниям бывшего старшего помощника командира линкора «Новороссийск» вице-адмирала Леонида Дмитриевича Чулкова, сразу же по приходе линкора в Севастополь на уровне ГАУ МО по согласованию с Наркоматом ВМС прорабатывалось решение о производстве таких же снарядов на отечественном заводе в Дзержинске. Нет никакой информации о том, что наша военная промышленность таки наладила производство таких боеприпасов. Будем считать, что не успели к сроку.

Если взглянуть на трагическую судьбу линкора и значительной части его экипажа, то по очень многим признакам счастливая перспектива этому кораблю не грозила. Нашим отечественным специалистам по порохам крупнокалиберной морской артиллерии с самого начала были известны проблемы с порохами, производимыми итальянской промышленностью. Эти проблемы были известны со времен Первой мировой войны и «озвучивались» во время работы Правительственной комиссии, расследовавшей причины гибели линкора «Императрица Мария» в октябре 1916 года. Тогда, не побоюсь этого слова, выдающиеся специалисты по корабельным порохам на фоне многочисленных проверок и экспертиз доказали высокую надежность порохов отечественной, русской выработки, и так же объективно отмечали недостатки порохов, производимых в Англии, Франции и Австро-Венгрии и Италии. Уже только тот факт, что на «Джулио Чезаре» были загружены заряды, снаряженные порохами выделки 1928 года, должен был насторожить председателя комиссии по приемке линкора вице-адмирала Гордея Левченко. Уж он-то, бывший артиллерийский унтер-офицер, во время Первой мировой войны служивший на балтийских линкорах, должен был взять под контроль эту проблему. Должен был, но, похоже, не взял… Точнее, ему не дали высказать свое особое мнение по этой проблеме. Кстати, Малышев был очень удивлен тем, что Левченко не был приглашен в Севастополь для участия в работе Правительственной комиссии. И к этому «эпизоду» мы еще вернемся в ходе нашего исследования.