Загадка египетской гробницы - [2]

— Нет, нет, леди Уиллард, я так не думаю, — поспешно сказала Пуаро. — Если хотите знать, я тоже верю во власть сверхъестественного. Я даже уверен, что это одна из самых могущественных сил, которую знает этот мир.

Я в изумлении выпучил на него глаза. «Что-то никогда раньше не замечал за ним страха перед сверхъестественным», — озадаченно подумал я. Но в голосе моего маленького друга звучало такое искреннее сочувствие, а лицо было таким простодушным, что я прикусил язык.

— Вы хотите, чтобы я поехал туда и убедил вашего сына вернуться назад в Англию? Что ж, постараюсь сделать всё возможное, чтобы оградить его от беды.

— Если бы ему грозила опасность от руки человека, я бы так не боялась. А что, если всё это связано с потусторонним миром?

— В средневековых фолиантах, мадам, вы найдёте многочисленные описания самых разных способов, которыми люди в то время боролись с тёмными чарами, или, иначе говоря, с чёрной магией. Вполне возможно, им было известно куда больше, чем нам, современным, о зловещей науке ведовства. А теперь давайте вернёмся к фактам. Думаю, без этого не обойтись. Скажите, леди Уиллард, ваш муж всегда был увлечённым египтологом, не так ли?

— Да, с самой юности. И стал одним из крупнейших авторитетов в этой области.

— Но мистер Блайбнер, как я слышал, был всего лишь любителем?

— Да, совершенно верно. Он был очень богатым человеком. Натура у него была увлекающаяся — он мог легко загореться любой идеей, и она полностью завладевала всеми его помыслами. Моему мужу удалось пробудить в нём жгучий интерес к египтологии. Именно на его деньги и была организована экспедиция. И все расходы тоже оплачивал он.

— А его племянник? Вы что-нибудь знаете о нём? Он тоже был участником экспедиции?

— Нет, я так не думаю. Честно говоря, мсье Пуаро, я вообще не подозревала о его существовании, пока не прочла о его смерти в газетах. По-моему, они с мистером Блайбнером последнее время не слишком хорошо ладили. Во всяком случае, он никогда не упоминал о том, что у него есть племянник.

— А кто ещё участвовал в экспедиции?

— Доктор Тоссвилл — это один из сотрудников Британского музея, потом мистер Шнейдер — его заокеанский коллега, представитель нью-йоркского музея Метрополитен, ещё один молодой человек — секретарь мистер Блайбнера, он тоже американец. Кто же ещё? Ах, да, доктор Эймс, он врач. И, конечно, Хасан — преданный слуга моего мужа. Он египтянин.

— А вы не помните случайно фамилию молодого американца, секретаря мистера Блайбнера?

— Если не ошибаюсь, Харпер. Впрочем, точно не могу сказать. Насколько я знаю, он прослужил у мистера Блайбнера совсем недолго. Очень приятный молодой человек.

— Что ж… благодарю вас, леди Уиллард.

— Если я могу вам чем-нибудь помочь…

— Боюсь, пока нет. Теперь предоставьте всё мне и успокойтесь, умоляю вас. Будьте уверены в одном — я сделаю всё возможное, чтобы защитить вашего сына. Всё, что в человеческих силах, конечно.

Прозвучало это, во всяком случае, не слишком обнадеживающе, и я успел заметить, как вздрогнула, отшатнувшись в сторону, леди Уиллард, когда эти слова слетели с уст Пуаро. И в то же время одно лишь сознание того, что нашёлся человек, который не стал смеяться над её суеверными страхами, казалось, было для неё большим утешением.

С другой стороны, мне бы и в голову никогда не пришло, что Пуаро с такой серьёзностью относится ко всему сверхъестественному — это было совсем не в его духе. В надежде осторожно прощупать его я по дороге домой как бы нечаянно завёл разговор на эту тему. К моему величайшему удивлению, Пуаро был серьёзен и мрачен, как никогда. Мне к тому же показалось, он горит желанием приступить к делу.

— Боже мой, Гастингс, ну, конечно же, я верю во власть тёмных сил! Ни в коем случае не стоит недооценивать могущество, которым обладает сверхъестественное.

— И что же вы собираетесь предпринять?

— Милый Гастингс, вы всегда такой toujours pratique[1]! Ладно, друг мой, начнём с того, что отправим телеграмму в Нью-Йорк. Пусть пришлют подробную информацию по поводу самоубийства молодого Блайтнера.

Мы так и сделали. Ответ был получен немедленно. Информация была точной и исчерпывающей. Как выяснилось, молодой Руперт Блайтнер в последние годы был на мели. Он уехал куда-то на южные острова, жил на те гроши, что присылал ему дядя, время от времени перебиваясь случайными заработками. Два года назад молодой человек вернулся в Нью-Йорк, но так и не взялся за ум, скатываясь все ниже и ниже. Наиболее важным, с моей точки зрения, был тот факт, что не так давно он пытался занять довольно крупную сумму, достаточную для поездки в Египет. «У меня там есть друг, который не в силах мне отказать», — хвастался он направо и налево. Как бы там ни было, планам его, однако, не суждено было осуществиться. Вскоре он вернулся обратно в Нью-Йорк, в ярости проклиная на чём свет стоит собственного дядю, который, по его словам, куда больше заботится об истлевших костях давным-давно умерших фараонов, чем о собственной плоти и крови. Он как раз был в Египте, когда скоропостижно скончался сэр Джон Уиллард. Вернувшись в Нью-Йорк, молодой Руперт продолжал вести прежнюю жизнь, постепенно скатываясь на самое дно, пока, неожиданно для всех, не покончил жизнь самоубийством, оставив весьма странную записку. В ней было всего несколько фраз. Похоже, что писал он её в приступе раскаяния. В ней он почему-то называл себя «изгоем» и «прокажённым», а заканчивалась она словами, что он, дескать, не имеет больше права оставаться в живых.