Загадка доктора Хауса - человека и сериала - [66]

Да, Уилсон тоже не без проблем. Но без этого не обойтись: если ты закадычный друг, твой невроз и недостатки являются признаком того, что ты занимаешь более низкое положение, чем главный герой. Но твои невроз и недостатки не могут отвлекать внимание от него. Если так, то ты нарушил первейший долг закадычного друга: не оказал поддержку. Несмотря на то что исполнительский состав «Доктора Хауса» полностью современный, отношения между Хаусом и Уилсоном строятся по старой схеме отношений между телегероем и его спутником. Как Вивиан Вэнс в роли Этель Мери или Дон Нотс в роли Барни Файфа, Уилсон по замыслу Роберта Шона Леонарда знает, как далеко ему позволено зайти, чтобы не переключить внимание зрителей с громовержца Хауса на себя.[82] Уилсон тихо занимается своим делом, это надежный и «хороший мальчик» в услужении у очень «плохого мальчишки», каковым является Хаус.

Уилсон открыт, Хаус замкнут, Уилсон великодушен, а Хаус — эгоист. Уилсон принимает близко к сердцу беды своих больных, тогда как для Хауса больные — это всего лишь занятная головоломка. В сравнении с Хаусом Уилсон предстает в некоторой степени занудой и моралистом, но так задумано. Нам нужна слащавость Уилсона, чтобы оценить сарказм Хауса. Нам нужно бескорыстие Уилсона, чтобы увидеть, насколько эгоистичен Хаус. Все это — для того, чтобы как можно ярче показать в главном герое героя (в случае Хауса — антигероя). Презрение Хауса и страх перед человеческими отношениями никогда не вызывали такого отвращения, как в серии «Вскрытие» (2–2), в которой наш бессердечный негодяй издевательски спрашивает у Уилсона, нельзя ли ему присутствовать при том, как тот сообщит своей маленькой, но храброй пациентке, что у нее конечная стадия развития злокачественной опухоли, поскольку он «хочет посмотреть, куда денется ее храбрость, когда она узнает, что умирает». Можно нервно хихикнуть в ответ на отсутствие у Хауса чувства сопереживания, но очень быстро начинаешь понимать, что его поведение иначе как ужасным не назовешь, а если вы этого не поняли, то выражение ужаса на лице Уилсона вам это подскажет.

К чести авторов сериала, они не изображают Уилсона святым, точно так же как и Хауса — грешником. В третьем сезоне Уилсон пускается в какие-то интриги: он разрабатывает тайный план «помочь» Хаусу, и этот план — нечто среднее между помощью и пассивно-агрессивной местью. В серии «Каин и Авель» (32) Хаус впал в глубокую депрессию после того, как решил, что ему не удалось вылечить необъяснимый паралич у больного. В действительности он просто не догадывался, что его достаточно безрассудное и опрометчивое лечение дало положительные результаты, а Уилсон потребовал, чтобы эту информацию от Хауса скрыли, — чтобы преподать урок его эго и безрассудству.

«Пусть радуется, что все произошло именно так, — говорит Уилсон Кадди. — В следующий раз удача может отвернуться, и он кого-нибудь убьет». Когда Хаус узнал, что за всем этим стоит Уилсон, он поинтересовался: «Так в чем же твой план? Чтобы я опозорился и пересмотрел всю свою жизнь, подверг сомнению природу, истину и мораль и стал таким, как Кэмерон?», на что Уилсон отвечает: «Если бы тебе сообщили о том, что тебе удалось разрешить вопрос, не имея никаких медицинских подтверждений, ты бы решил, что ты Бог. И я боялся, что твои крылья могут растаять». Забота и внимание Уилсона окрашены ощущением собственной правоты на протяжении этих двух серий. О чем его слова? Действительно ли о спасении Хауса от самого себя или же в Уилсоне говорит чувство вины? Или он пытается доказать самому себе, что он действует в интересах больного, потому что в действительности предал друга, солгав ему? Или же это ощущение вины идет из каких-то более темных уголков его души? Возможно, Уилсон чувствует вину, потому что, пусть не во всем, но ему доставляет удовольствие держать судьбу Хауса в своих руках, а выказав некоторую долю смирения, он с удовольствием наблюдает, как Хаус вынужден усмирить свой гнев, и в этот момент Уилсон мстит за все, что он вытерпел от Хауса.

Самым смелым ходом Уилсона было его признание следователю из полиции, который занимался расследованием подделки рецептов для покупки викодина, когда он робко сказал: «Мне нужны мои тридцать сребреников» («Найти Иуду», 3–9). Подлинные мотивы поступка Уилсона можно интерпретировать по-разному. Это можно трактовать как самое настоящее предательство. Можно расценить это как отчаянную попытку заботливого друга заставить своего гибнущего приятеля повернуться лицом к своим проблемам. А возможно, это попытка оторваться от этой разрушительной дружбы?

Во всяком случае, когда в итоге Уилсон восстает против Хауса и выдает его, этим он проявляет себя как герой неординарный. Но тем не менее он соответствует всем качествам закадычного друга. Как Уотсон, Этель и все классические закадычные друзья и подружки, Уилсон является персонажем второго плана; он — достаточно ординарная личность, близко допущенная к фантастическому герою, ему позволено взирать на его гений и сумасшествие — и проникаться как благоговением, так и разочарованием. Уилсон — это рулетка, с помощью которой мы измеряем величие и ошибки Хауса; он в моральном отношении гораздо выше Хауса, что позволяет нам увидеть недостатки последнего, но он все-таки ниже его во всем том, что делает Хауса харизматичным и талантливым.