Загадка «Четырех Прудов» - [31]

– Бесполезно, Арнольд, – в конце концов вымолвил он. – О призраке я не скажу ни слова, – он к этому делу не причастен.

Я снова сел и терпеливо изложил свою теорию в отношении Моисея.

– Это невозможно, – заявил он. – Я знаю Моисея всю жизнь и ни разу не слышал, чтобы он обманывал чье-либо доверие. Он любил моего отца не меньше, чем я, и если бы от этого зависела моя жизнь, я бы заявил под присягой о его верности.

– Рэд, – заклинал я, – я не только твой адвокат, я твой друг, – что бы ты ни говорил мне, это все равно как если бы ты не сказал ничего. Я должен знать правду.

Он покачал головой.

– Мне нечего сказать.

– Ты должен иметь что сказать, – воскликнул я. – Тебе нужно занять свидетельское место и сделать абсолютно открытое, честное заявление обо всем, что имеет отношение к делу. Должно выглядеть так, будто ты жаждешь найти и наказать человека, убившего твоего отца. Ты должен завоевать симпатию публики и, прежде чем взойти на кафедру, твой долг передо мной и перед самим собой сделать так, чтобы между нами не было никаких недомолвок.

Он потерянно встретился со мной взглядом.

– Должен ли я продолжать? – спросил он. – Разве я не могу отказаться давать показания… не представляю, чтобы меня наказали за неуважение к суду, – я ведь уже в тюрьме.

– Тебя могут повесить, – сказал я резко.

Он со стоном закрыл лицо руками.

– Арнольд, – взмолился он, – не заставляй меня встречаться со всеми этими людьми. Ты же видишь, в каком состоянии мои нервы, – я три ночи не спал. – Он вытянул руку, чтобы я увидел, как она дрожит. – Я не могу разговаривать… я не знаю, что говорю. Ты не понимаешь, о чем ты меня просишь.

Моя злость на его упрямство неожиданно сменилась порывом сострадания. Бедняга был почти мальчишкой! Несмотря на то, что для меня оставалось совершенно неясным, что он скрывает и зачем он это делает, все же я инстинктивно чувствовал, что причины у него благородные.

– Рэд, – промолвил я, – для твоего дела полезно быть со мною откровенным, и если состоится повторный суд перед большим жюри, то вконце ты должен будешь мне все рассказать. Сейчас же я не стану настаивать. Возможно, о привидении не будет упомянуто вовсе. Конечно, я могу не позволить тебе говорить на основании уличающих доказательств, но это последнее, к чему я хотел бы прибегнуть. Мы должны перетянуть общественное мнение на свою сторону и с этой целью ты должен дать показания. Ты должен заставить каждого присутствующего поверить, что ты не способен лгать… я в это уже верю, впрочем, как и Полли Мэзерс.

Рэднор вспыхнул, и в его глазах полыхнула молния.

– Что ты имеешь в виду?

Я повторил то, что сказала Полли, и прибавил свое собственное истолкование. Эффект был подобен удару электрическим током. Он расправил плечи, словно пытаясь избавиться от отчаяния.

– Я приложу все усилия, – пообещал он. – Бог знает, как бы я хотел знать правду, так же, как и ты… эта неуверенность – сущий ад!

В дверь постучали, и помощник шерифа сообщил, что слушание скоро начнется.

– Ты не объяснил свои действия в день убийства, – сказал я торопливо. – Я должен иметь мотив.

– Все в порядке… это вскроется. Ты только держи их подальше от привидения, а я проясню все остальное.

– Если ты сделаешь это, – произнес я с невыразимым облегчением, – то тебе не будет грозить содержание под стражей. – Поднявшись, я протянул ему руку. – Держись, мой мальчик, помни, что ты собираешься доказать свою невиновность не только ради себя, но и ради Полли.

Глава XIII Следствие

Помещение коронерского суда было набито до отказа. Иногда встречались лица, настроенные, это я точно знал, к Рэднору дружелюбно, и, тем не менее, толпа по большей части состояла из патологических охотников за сенсацией, готовых слышать и верить в худшее.

Присутствовал окружной прокурор. Более того, когда я вошел в зал, они с коронером и Джимом Мэттисоном шепотом совещались, и у меня возникло подозрение, что это дело они сфабриковали вместе. Мысль не обнадеживала: коронер, каким бы беспристрастным он ни казался, все-таки мог оказать влияние на присяжных тем, в какую форму облекались задаваемые вопросы. Сам же я вряд ли был в том положении, чтобы изменить ход расследования: сомневаюсь, что какой-нибудь адвокат когда-либо отправлялся на следствие, располагая меньшим количеством информации, чем я.

Первым в качестве свидетеля был вызван доктор, делавший вскрытие. После того, как подробно, с ненужной, как мне показалось, тщательностью, остановились на его показаниях, были приведены факты в связи с обнаружением тела. С этого момента расследование изменило курс, перейдя на тему странного поведения Рэднора в день убийства. Для дачи свидетельских показаний были вызваны хозяин, конюший и несколько завсегдатаев Люрэйской гостиницы. Их показания практически не отличались друг от друга, и я не пытался оспаривать их истинность.

– В котором часу Рэднор Гейлорд вернулся в гостиницу? – спросил коронер у хозяина, «старины Томпкинса».

– Думаю, было где-то около трех часов дня.

– Прошу вас, опишите в точности все, что произошло.

– Ну, мы сидели на веранде, болтали о том о сем, как вдруг увидели, что по полю идет молодой Гейлорд, глядит себе под ноги, руки в карманах, быстро так идет. Он крикнул Джейку, который мыл тележку у водонапорного крана, чтобы тот седлал его лошадь да поторапливался. Потом он поднялся по ступенькам, вошел в бар и заказал бренди. И тут же, глазом не моргнув, осушил два бокала.