Загадка Бомарше - [9]

Когда единственной усладой

Стал взгляд красавицы младой.

— Так вот чем занимался мой сын, — съязвил Карон, — Вы всю ночь напролет пачкали бумагу.

— Ах, отец! Вдохновение вещь такая непостоянная, — скорчил смешную гримасу Пьер, — А у меня с этой капризной дамой давний роман. Не мог же я указать ей на дверь, когда она прошлой ночью так внезапно посетила меня.

— Вы уже два дня не появляетесь в мастерской. Не слишком ли ваше романтическое свидание затянулось. — Карон старался говорить спокойно, но в груди его все больше и больше нарастало возмущение.

— Что вы! Я посвятил этой милой прелестнице всего одну ночь. — Пьер сделал несколько танцевальных па, закружившись вокруг отца, — Но, что поделать, если я так любвеобилен. Моя другая возлюбленная не менее прекрасна. Вот послушайте:

Все, что я вижу, раздражает

За что мне злобность этих мук.

Одно лишь сердце оживляет

Мелодий дивных нежный звук.

— Я прекрасно осведомлен об этой вашей страсти, — постепенно закипая, процедил Карон. — Более того, идя на уступки вашей слабости, я позволил вам скрипку и флейту, но при особом условии. Извольте вспомнить каком?

— Условие простое. — Пьер слегка подпрыгнув, уселся прямо на стол, где обычно священнодействовал его отец, и беспечно закинул ногу на ногу. — Мне позволено играть только после ужина в воскресные дни и иногда днем, если это не будет нарушать покой соседей и ваш.

— Так почему у вас хватает дерзости не соблюдать это условие? — Карон уже едва сдерживал себя, чтобы не перейти на крик. — И встаньте с моего стола!

— Позвольте вам заметить, что я соблюдаю его самым тщательным образом. Разве я нарушил хоть раз ваш покой? — Пьер спрыгнул со стола и остановился перед отцом с видом глубочайшей покорности.

— В том то вся и беда, что вы перестали нарушать мой покой не только музыкой, но и своим присутствием вообще. Вы забросили работу в мастерской, вы проводите непозволительно много времени вне дома, вы запутались в долгах. Неужели вы думаете, что так может продолжаться вечно.

— Но, отец, жизнь полна соблазнов и манит неизведанными наслаждениями. А молодость так быстротечна!

— Вы рассуждаете с непозволительной для нашего сословия легкомысленностью, — все больше закипая, произнес Карон. — И даже молодость не прощает вам этого.

— Но вы же сами потакали моим слабостям, — удивился Пьер.

— Потакал, пока они мне казались безобидными! — Карон не мог более сдерживать себя и перешел на крик, — Потакал, пока они не угрожали делу! И отныне я буду требовать от вас соблюдения порядка и дисциплины. Иначе вы никогда не достигнете вершин мастерства в нашей профессии, а останетесь просто часовщиком — ремесленником. — Выплеснув ушат эмоций, Карон немного успокоился.

— Чем же, по-вашему, плох искусный ремесленник? — беспечно пожал плечами Пьер.

— Таких мастеров полно в нашей округе, — уже совершенно успокоившись, произнес Карон. — Вы же должны быть первым в нашей профессии. Я хочу видеть в вас художника, артиста часового мастерства!

— Но разве не вы мне говорили, что я талантлив. Разве не достаточно одного таланта, чтобы стать виртуозом нашего дела? — недоумевал Пьер.

— Талант нужен для того, чтобы вы осознали свои выдающиеся способности и начали творить. Но сначала это будет праздное творчество. После праздников, после упоения первыми успехами всегда приходят трудовые будни. Запомни это, сын мой — назидательно молвил Карон.

При этих словах отца, Пьер резко поскучнел.

— Но ведь это так скучно, и где же вы здесь видите творчество? В монотонном и однообразном труде?

— Только изнуряющая работа, не покладая рук, выведет ваш талант на свет божий и позволит ему засверкать всеми своими гранями, — продолжил наставлять Карон сына.

Однако и Пьер в свою очередь продолжал отстаивать свою точку зрения.

— Но, если я последую этим путем, значит прощай музыка, прощай литература, — снова возразил он отцу.

Упрямство сына вывело Карона из себя.

— Довольно! — резко прервал его Карон. — Я вижу только один способ пресечь ваши безумства. Отныне вы будете самым тщательным образом выполнять все мои требования. Иначе я откажу вам от дома, лишу содержания и родительского благословения.

Карон подошел к столу и взял с его поверхности несколько листков бумаги, исписанным размашистым почерком.

— Прочтите этот документ. — Карон протянул бумаги сыну, — В нем я подробно изложил условия вашего дальнейшего существования в моем доме.

Пьер взял бумагу и принялся читать вслух: «Вы будете вставать летом в шесть часов и зимой в семь, и работать до ужина, не отказываясь ни от чего, что бы я вам не поручал. Я надеюсь, вы употребите таланты, данные вам богом, на то, чтобы стать знаменитым в нашей профессии. Помните, что позорно и бесчестно для вас унижаться в ней и что если вы не станете первым, вы не заслуживаете никакого уважения. Любовь к этой прекрасной профессии должна проникнуть в самое ваше сердце и занимать полностью ваш ум…»

По мере того, как он читал, вид его становился все более и более потерянным. Наконец, он закончил и опустил руки, пальцы его разжались, и листы веером опустились на пол.

— Я надеюсь на ваше благоразумие, Пьер, — отчеканивая каждое слово, веско произнес Карон. — А теперь к работе.