Зачем убивать дворецкого? Лакомый кусочек - [142]

С этими словами он направился к двери и торопливо вышел к машине, где его поджидала супруга.

* * *

Инспектор Хардинг подъехал к дому приходского священника в половине девятого и попросил доложить о себе. Горничная, прочтя его визитную карточку, отпрянула от инспектора, будто от свернувшейся кобры, и, оставив его стоять в холле, исчезла в глубине дома. Через несколько минут она вернулась и сказала, что пусть, пожалуйста, идет вон туда.

Хардинг без сопровождения вошел в дверь, указанную горничной, и оказался в большой комнате, забитой сервантами, разномастными креслами, столиками, безделушками и подушечками. Стены были увешаны разнообразными картинами, фотографиями и декоративными тарелками. У холодного камина стоял экран, на высоких окнах висели сильно накрахмаленные белые муслиновые занавески, но бокам их окаймляли шторы – из выцветшей синей парчи, закрепленные петлями из толстых шелковых шнуров. Освещали весь этот уют люстра, свисающая с белой лепнины в центре потолка, и торшер с розовым абажуром возле дивана.

Миссис Чадли в невзрачном платье, которое гордо называла «полувечерним», сидела с безупречно прямой спиной, занимаясь вышиванием, рядом с ней стояла рабочая корзинка. Священник поднялся из глубокого кресла по другую сторону камина и, держа в пальцах визитную карточку Хардинга, неуверенно заговорил:

– Мм… добрый вечер, инспектор. Прошу вас, входите. Только, боюсь, мы совершенно не готовы к приему гостей.

С виноватой улыбкой он указал на свои ковровые шлепанцы, рукоделие жены.

Хардинг сделал несколько шагов вперед.

– Простите, что помешал, но видите ли, сэр, время у меня весьма ограничено, и я хотел быть уверен, что застану миссис Чадли дома.

Миссис Чадли сняла очки в стальной оправе, которыми пользовалась для чтения или работы, и надела пенсне.

– Должна сказать, несколько неподходящее время для визитов, – заявила она. – Только, пожалуйста, достаточно извинений! Я совершенно свободна, однако не представляю, зачем могла вам понадобиться.

И она перевела взгляд на мужа, придвинувшего Хардингу одно из кресел.

– Не это, Хилари, у него сломана ножка.

– Ай-ай-ай! Опять подводит память! – удрученно крякнул священник и придвинул другое. – Надеюсь, у этого ножки целы. Присаживайтесь, инспектор. Стало быть, вы хотите поговоритъ с моей женой?

– Благодарю. Да, у меня есть несколько вопросов к миссис Чадли, – сказал Хардинг, садясь. – Работаю я, как вы, очевидно, догадались, над расследованием убийства в Грейндже.

Священник покачал головой:

– Ужасно, ужасно! Жуткая история! Какая кара! Невероятно!

Миссис Чадли воткнула иголку в вышивание, сняла наперсток и содрогнулась.

– У меня совершенно нет желания говорить об этом, – заявила она. – Либо мой муж, либо я охотно навестили бы леди Биллингтон-Смит в ее горестный час, но, поскольку она, видимо, не нуждается в духовном утешении, мне больше нечего сказать. Надо полагать, служебное разбирательство состоится со дня на день и, уж конечно, соберет множество людей, одержимых вульгарным любопытством, но лично я и не подумаю ехать туда.

– Конечно, дорогая Эмми, конечно! Естественно, ты не захочешь там присутствовать, – мягко произнес священник. – Это ясно и без слов. Но я думаю, инспектор хочет задать тебе несколько вопросов.

Миссис Чадли поглядела на Хардинга с нескрываемой враждебностью.

– Не представляю, какой помощи вы ждете от меня. Уверяю, мне никто ничего не рассказывал. Позволили поговорить только с мисс Фосетт. Скрытной я ее не назову, однако, должна признаться, считаю ее сдержанность чрезмерной и просто глупой.

– Эмми, дорогая! – снова сказал священник, на сей раз еще мягче.

Его супруга слегка вспыхнула, но потом успокоилась. Хардинг тут же воспользовался этим затишьем:

– Миссис Чадли, я лишь хочу узнать о ваших передвижениях вчера утром. Вы помните, когда приехали в Грейндж?

– О, если только это!.. Я позвонила в парадную дверь в двадцать минут первого, это точно, так как взглянула на часы, опасаясь, что времени уже больше. И могла бы звонить еще и еще, дворецкий заставил меня ждать у двери очень долго, своим слугам я бы такого не позволила.

– А когда он вас впустил, то повел прямо на веранду?

– Конечно. Не представляю, куда бы еще он мог меня повести, раз леди Биллингтон-Смит находилась там.

– Долго вы оставались на веранде, миссис Чадли?

– До половины первого.

– И ушли по тропинке, ведущей к подъездной аллее?

– Да. Я сказала леди Биллингтон-Смит, что беспокоиться из-за меня не стоит. Мне показалось, самочувствие у нее неважное, оно и неудивительно. Однако я всегда буду считать, что она сама обрекла себя на это, выйдя за такого человека.

– Эмми, нельзя дурно говорить о покойниках, – напомнил ей муж.

– Конечно, Хилари, однако правда есть правда, и было бы лицемерием представлять дело так, будто генерал не был грубым, властным и злобным. Несомненно, хорошие качества у него имелись, но от меня они оставались скрытыми. С леди Биллингтон-Смит он обращался ужасно, однако сочувствия у меня к ней нет, я всегда считала брак между мужчиной его возраста и девушкой едва ли не отвратительным, а уж его обращение с сыном – таким утонченным юношей! – было определенно зверским!