Зачем убили Джона Кеннеди. Правда, которую важно знать - [24]
«Мы должны четко выражать свои мысли и быть разумны в своих суждениях, – заключил Мертон, – и мудрыми в выражении наших мыслей и идей, где, когда и кому бы мы их не высказывали». «Вот почему я говорю именно с тобой, – с надеждой сказал он Люс. – Мы должны всеми силами пытаться сохранить здравомыслие у этой нации и удержать ее от безумства, которое приведет к нашей и ее гибели, а может быть, и к уничтожению всего христианского мира»{81}.
В то время, когда Мертон бросил вызов догмам холодной войны Клэр Бут Люс, он обратился с подобными вопросы морали к другой влиятельной женщине, Этель Кеннеди[9]. Это был период, когда Мертон все еще мало доверял Джону Кеннеди. Тем не менее он все же приглядывался к человеку, который, как и он сам, был глубоко обеспокоен сложившейся атмосферой холодной войны. Свое письмо к Этель Кеннеди, написанное в декабре 1961 г., он начал с того, что провел параллель между взглядами Джона Кеннеди и своими собственными: «Мне очень понравилась речь президента в Сиэтле. Она меня просто воодушевила, поскольку я как раз закончил писать работу на эту же тему»{82}. Мертон имел в виду речь, которую президент произнес в Вашингтонском университете в ноябре 1961 г., когда он обозначил свой отказ, который перекликался с его собственным, от ложной альтернативы «лучше быть мертвым, чем красным». Кеннеди выразил свое отношение к этой ложной дилемме и к тем, кто выбрал любую из этих сторон: «Любопытно, но каждая из этих крайностей напоминает другую. Каждый считает, что у нас есть только два варианта: умиротворение или война; самоубийство или капитуляция; унижение или холокост; умереть или остаться красным»{83}.
Мертон провел расширенный анализ того же клише холодной войны «лучше быть мертвым, чем красным» в книге «Мир в постхристианскую эру» (Peace in the Post-Christian Era), которую его монастырское руководство запретило публиковать. В ней он отмечал: «Мы стремимся успокоить наше безумие путем использования все более и более бессодержательных клише. И в такие небезобидные в своей абсурдности времена пустые лозунги приобретают страшную силу»{84}.
Лозунг, который он и Кеннеди привели в пример как иллюстрацию бессодержательности, зародился в Германии и звучал как «Лучше оставаться красным, чем быть мертвым». «Американцы ловко применили это выражение, – отмечает Мертон, – но использовали его в другом порядке, демонстрируя вызов и непокорность. Лозунг “Лучше быть мертвым, чем красным” был ответом на неспособный к действию и декадентский цинизм. Это было осуждение “политики умиротворения”. (Все, что рассматривалось как ядерное ненападение на СССР, приравнивалось к политике “умиротворения”)».
Что игнорировала героическая бессодержательность выражения «лучше быть мертвым, чем красным» – это «настоящее мужество терпеливого, смиренного, упорного труда, шаг за шагом, через честные переговоры, растущее взаимопонимание, в конечном итоге снимающее напряжение и приводящее к определенному соглашению, результатом которого может стать принятие серьезных мер по разоружению»{85} – именно то, чем, как он надеялся, будет заниматься деверь Этель Кеннеди в Белом доме. В своем письме к ней Мертон продолжал хвалить Джона Кеннеди, но делая это, он одновременно призывал его прорваться сквозь пропаганду «холодной войны» и говорить правду: «Я думаю, то обстоятельство, что президент работает с утра до ночи, заставляет людей обратить внимание на сложившуюся ситуацию, и, возможно, это будет его самым важным делом. Безусловно, наша основная потребность в истине, а не в “образах” и лозунгах, которые “получают техническое одобрение”. Мы живем в мире иллюзий. Мы ничего не знаем ни о себе, ни о наших противниках. Мы сами мифы, а они – мифы для нас. И нам по секрету говорят, что мы можем справиться с ними, как шерифы по телевизору. Это нельзя назвать реальностью. Президент, как никто другой, может заставить людей посмотреть фактам в лицо»{86}.
Стараясь не обидеть президента, поэтому не обращаясь конкретно к Джону Кеннеди, но тем не менее подчеркивая значимость сказанного для него, Мертон продолжил: «Мы не можем бесконечно полагаться на временное равновесие сил устрашения. Как христиане мы должны помнить о своем долге, возможно, мы окажемся в очень непростом положении с точки зрения политики, но мы можем также заслужить Божью милость, что для нас очень важно»{87}.
Мертон молился, чтобы именно христиане – и еще больше конкретный христианин, Джон Кеннеди – уверились в своем долге выступить против ядерного террора, что поставило бы президента в «очень непростое положение как политика». Помимо молитвы Мертон делал больше, чем писал слова протеста на оборотной стороне конвертов. Он обращался к президенту через Этель Кеннеди с призывом мужественно следовать зову совести. Независимо от того, читал ли Джон Кеннеди любезные послания Мертона к его невестке, вскоре, а именно в октябре 1962 г., ему пришлось благодарить Бога за то, что человечеству удалось выжить.
С точки зрения его собственных размышлений о военном перевороте у Джона Кеннеди случился второй «залив Свиней». Президент испортил отношения с ЦРУ и военными своими решениями во второй раз во время Карибского кризиса.
