Зачем смерть давала шанс - [22]

Дедушка хотел сказать что-то еще, но, встретив суровый взгляд внучки, споткнулся на полуслове. Отвернувшись от них, он спросил:

— Тебе все рассказывать?

— А ты думаешь, что я удовлетворюсь только половиной?

— Ну, как знаешь, я не хотел тебя расстраивать, ты еще не достаточно окреп для таких разговоров.

— Ты не заговаривай мне зубы. Я ведь болен телом, а не душой.

— Как прикажешь, мой друг.

— Вот и не томи, а продолжай.

Посидев в задумчивости несколько секунд, старик нехотя стал продолжать.

— Несли тебя от самого леса на руках, ведь во всей округе ты пользуешься огромным уважением, и люди решили в знак уважения отдать последние почести умершему. Мы же считали тебя погибшим. Чтобы не трясти тебя на телеге, решили нести носилки на руках. Когда мы дошли до твоего дома и вошли во двор, первой встретили твою старшую сноху Роше.

Увидев такую похоронную процессию, она издала жуткий крик. Я такого за всю свою жизнь не слышал. На ее крик стали сбегаться все обитатели дома. Мужчины задавали какие-то вопросы, а женщины плакали и причитали. Ты можешь представить, что стало твориться во дворе.

— Не знаю, не могу представить. Я ведь не мог видеть свои похороны.

— Да ты еще и шутишь? — воскликнул Кари.

— А что мне остается делать в таком положении, — ответил ему Антон.

— А вот нам тогда было не до шуток, — с укоризной заметил старик.

— Извини меня, друг, хотел тебя подбодрить, а получилось как-то неудачно. Еще раз извини меня.

— Ладно, чего уж тут, — проворчал, тронутый вниманием, Кари.

— Продолжай, — попросил Антон.

— Когда через какое-то время страсти немножко улеглись, стали советоваться, когда, где и как хоронить. Но не тут-то было. Услышав это твоя Лола устроила нам истерику с криками и кулаками. Она, как раненая тигрица, защищающая свое потомство, бросилась на нас, уверяя всех, что ее отец жив и умереть не может. Что она не позволит его хоронить, а сама станет лечить, и никому не позволит близко подойти к тебе. Видя такое яростное сопротивление и боясь потерять не только мужа, но и дочь, Юна приняла решение отнести тебя в эту комнату, положить на кровать, а к похоронам готовиться через три дня, дав, таким образом, дочери время успокоиться и осознать безысходность ее поведения, и принять как должное, что отца больше нет.

Старик замолчал, молчали и все присутствующие, осмысливая услышанное ими.

Через минуту Антон спросил:

— Тебе неприятно об этом вспоминать? Тебя что-то гнетет?

— Да, — грустно ответил старик. — Я испытываю чувство вины перед тобой.

— Это за что же?

— Да за то, что сразу не поверил твоей дочери, да и самому себе, имея такой опыт врачевания. Я не смогу никогда простить себя за то, что не отличил живое тело от мертвого, не дал себе возможности усомниться в правильности поставленного мною диагноза.

— Да не переживай ты так, все ведь обошлось как нельзя лучше, — попытался успокоить старика Антон.

— Но все могло обернуться совсем по-другому, и похоронили бы живого человека.

— Это ошибка, которую может совершить любой человек, даже такой как ты.

— Это меня не извиняет. Это ведь касалось жизни человека, а не какой-то там курицы. Как я теперь смогу констатировать смерть другого человека, если я допускаю такие ошибки.

— Просто теперь будешь трижды или четырежды проверять свою гипотезу. Прежде чем станешь на сто процентов уверен в смерти. Вот и все.

— Но чувство вины остается.

— Никакой твоей вины в этом нет. Просто в тот момент ты был сильно расстроен и напуган.

— Но я должен…

— Ничего ты не должен. А должен рассказать все, что происходило потом. Смотри, я уже весь истлел от любопытства и нетерпения.

Старик вздохнул, улыбнулся и продолжил.

— После того как тебя отнесли в комнату, я почувствовал резкую боль в сердце. Меня отвели в мою комнату и уложили в кровать. Зуре напоила меня отваром и не позволила мне вставать, так что в постели я провел почти двое суток, а девочки в отсутствии меня делали тебе компрессы в местах переломов, а раны смазывали мазью.

Первое, что я сделал, когда встал, это посетил тебя. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что твои раны не загнивают, как у трупа, а наоборот, стали затягиваться и подсыхать, кровоподтеки на переломах стали бледнеть, опухоль спадала. Я постарался объяснить девушкам, что ты действительно жив, но находишься в состоянии комы. А это для тебя в данный момент самое лучшее, и приводить тебя в чувство пока не нужно. Так как если ты придешь в сознание, твой организм может не выдержать болевого шока. А мы, в свою очередь, должны помочь ему справиться с болью, продолжая накладывать компрессы и два раза в день понемногу наливать тебе в рот поддерживающий настой с примесью снотворного. Таким образом, мы дали возможность твоему организму возможность самому все решать за тебя.

— Получается, вы все это время поили меня снотворным?

— Нет, что ты. Только первые десять дней. Мы дали твоим внутренним ранам зажить, чтобы от твоего пробуждения они не доставили тебе боли. Мы же тогда не знали, что тебе захочется еще два месяца лежать здесь без сознания.

— Простите меня, я не хотел.

— Не хотел, но пролежал, и правильно сделал. Пока ты был в коме эти два месяца, повреждения, которые были у тебя внутри, зажили, можно даже проверить — попробуй с усилием покашлять.