Зачем нужны университеты? - [79]

Браун предлагает большую часть всего этого отменить. Вместо существующей системы должна быть построена такая, в которой университеты выступают поставщиками услуг, студенты – (рациональными) потребителями этих услуг, а государство играет роль регулятора. Его предпосылка значит, что «у студентов есть полное право вынести суждение о том, что они хотят получить от высшего образования». Часто повторяется у него и такая присказка: «Студенческий выбор повышает качество», причем мерой качества является «удовлетворенность студента». Тогда как в настоящий момент, как он с недовольством признает, «у студентов нет возможности выбирать институты на основе цены и соответствующего ей качества». В его схеме о таком качестве должны судить прежде всего студенты, ориентирующиеся на «доходы от обучения, которые будут получены благодаря трудоустройству». За курсы, которые приводят к более высоким заработкам, можно будет брать более высокую плату. Та же посылка лежит в основе ставок выплаты: «Выпускники должны будут покрывать большую часть стоимости высшего образования; величина их вклада должна зависеть от того, какую именно выгоду они извлекли из обучения», при этом величина самой этой выгоды определяется размером получаемой впоследствии заработной платы. В целом «рост конкуренции за студентов будет означать то, что у институтов появится более значительный стимул сфокусироваться на улучшении качества преподавания. Если они не смогут привлечь достаточно студентов, их финансирование сократится», а через какое-то время они сойдут со сцены. Правила теории совершенной конкуренции, не так ли?

Естественно, в докладе дело представляется так, словно бы все эти меры пойдут университетам во благо: «Мы предложили аргументы за то, чтобы увеличить инвестиции в высшее образование; насколько эти аргументы убедительны, предстоит решить самим студентам». Это утверждение ошибочно и заслуживает осуждения. Доклад предлагает огромное, практически невообразимое сокращение инвестиций в высшее образование. Затем в нем говорится, что есть надежда, будто этот чудовищный спад пойдет на благо благодаря плате за обучение, которую студенты пожелают выплатить тем институтам, которые убедят их в том, что дело того стоит (в основном потому, что это позволит им в будущем получать более высокую заработную плату). На самом деле это замаскированная ваучерная схема. Студенты смогут брать кредит на оплату обучения, который будет частично субсидироваться, а затем они должны будут потратить этот кредит на выбранного ими «поставщика услуг». Таким образом, в докладе предлагается поставить университетское преподавание в зависимость от ожидаемого потребительского спроса.

Даже если судить по его собственным сугубо оптимистичным положениям, доклад предлагает радикальное сокращение финансирования. Указывая на то, что стандартная плата за обучение должна первоначально устанавливаться на уровне 6 тыс. фунтов стерлингов (отдельные институты, возможно, решат ее превзойти, хотя и будут существовать некоторые негативные стимулы, в частности «вычет», которые, вероятно, заставят их вернуться к установленному уровню), Браун признает, что благодаря новой схеме даже самые успешные заведения все же не смогут компенсировать устранение блочной субсидии. Но от этого факта он отмахивается с тем характерно наплевательским отношением к реальным последствиям, которое гораздо проще демонстрировать в высоких кабинетах, чем у доски: «Цель введения сбора на более низком уровне – заставить всю систему в целом сфокусироваться на эффективности». Возможно, многие курсы придется закрыть, а людей уволить, но это уже по определению должно означать, что они не предлагали продукт, который требовался клиенту, так что туда им и дорога.

Большинство дискуссий сосредоточивались на том, что более сильные университеты, скорее всего, будут взимать плату выше стандартного уровня и это приведет к «двухуровневой» (на самом деле многоуровневой) системе. Однако факт в том, что у нас уже многоуровневая система, в которой лучше подготовленные абитуриенты и значительная часть финансирования привлекаются университетами с самой, как считается, лучшей репутацией. Наиболее вероятное следствие предложений Брауна будет заключаться в усилении финансового неравенства между разными типами университетов и, самое главное, в еще большей зависимости между репутационной иерархией институтов и социальным составом студенчества. В доклад включены различные меры по регулированию «доступа», которые должны смягчить крайние последствия такого перераспределения студентов в соответствии с семейными капиталами, однако дифференциальная система платы за обучение является, конечно, главным элементом этой концепции рыночного механизма, а рынки по самой своей природе обычно воспроизводят или даже усиливают уже существующее распределение экономической власти. «Свободная конкуренция» между богатыми и бедными клиентами – это «Harrods» для первых и «Aldi»[50] для вторых: вот что «выбирают» клиенты.

Характер, но также, возможно, и путаница этой модели станут яснее, если вернуться к уже приводившемуся мною высказыванию: «У студентов есть полное право вынести суждение о том, что они хотят получить от высшего образования». Если присмотреться к нему внимательнее, легко понять, что перед нами пустая тавтология, заданная акцентом на выражении «хотят получить». Люди просто по определению могут сами лучше сказать, что именно, по их мнению, они хотят. Это высказывание могло бы выполнить возложенную на него докладом работу, если бы говорило нечто вроде следующего: «У студентов есть полное право вынести суждение о том, что они должны получить от высшего образования». Но такое суждение является очевидно ложным. Возможно, у детей есть полное право судить о том, чего они хотят от кондитерской лавки, но у них нет полного права судить о том, что они должны получить от обучения в школе. Студенты университетов – это, конечно, не дети, но это и не просто рациональные потребители на совершенном рынке.